Терновый венок надежды - [28]

Иньиго Д'Авалос, кардинал, сын Альфонсо, брат моего мужа. Следующий - Иньиго Д'Авалос, что приходился отцом Альфонсо, дедом моему Ферни.

И снова не то, и снова не это...

Кларисса, Чезаре, Родриго...

И вдруг... мое изображение. Виттория Колони. Замер, словно пришпиленный.

Пристальный, изучающий взгляд...

(застыла и я, поледенев в душе от удивления, волнения и страха)

Внезапно ожил - движение, и, учтиво забросив обратно покрывало на картину, перекинул бокал, допивая остатки темной жидкости, и тут же разбил стеклянный кубок об каменный пол.

Уверенный разворот - и стремительно пошагал на выход.

И... каков итог?

Что это было?

Что он искал?

И что, в конце концов, нашел, ...осознал?

***

Томмазо молчал, а мои попытки прорваться в его мысли - были тщетными.

Казалось, чем сильнее я стремилась проникнуть в его голову, дабы нащупать истинные ответы, тем истовее... он старался от меня закрыться и спрятаться.

Вымыслы. Догадки. Надежды невпопад...

Да только... Gutta cavat lapidem.

Капля камень точит.

Нет, все не стало сразу, как на ладони. Отнюдь нет. Поначалу, это было сродно интуиции, внутренним подсказкам, которые точно указывали или предсказывали, что тот намеревался совершить или изречь в следующий момент.

А затем, затем и вовсе в моем сознании стали рождаться фразы, слова, речь, что совершенно не могли принадлежать мне... из-за своей черствости и твердокожести. Из-за своей жестокой бесчеловечности и бессердечности.

Тома абсолютно не считался с чувствами окружающих, будь то собака, или человек. Прислуга или друг. Блудница или невеста.

Да и потом, ubi rerum testimonia adsunt, quid opus est verbis? Где дело само за себя говорит, к чему слова?

Что же касательно его непонятных поисков и постоянной озадаченности чем-то серьезным и глубоким, - все осталось на прежнем уровне, на тех же позициях, как и доныне, все так же было недоступно моему пытливому разуму.

***

Не позабыла я и стремление прорваться сквозь решетки невидимости.

День у день сражалась со своей бестелесностью и нематериальностью.

Я пыталась тушить свечи; кричать, рычать, визжать от безысходности - но ничего. Ничего, кроме глупых гримас в отражении зеркала... Я пыталась бить стекла, рвать простыни, отчаянно крушить все, что попадалось под руку - безвыходно, напрасно... безнадежно.

По-прежнему - ничто. По-прежнему - призрак.

Привычно скрипнула дверь. Внутрь "наших" покоев зашел мой "недо-супруг". Уже давно не реагирую.

Все так же пристально смотрю в зеркальную гладь, заклиная вырваться изображение оттуда.

Но... вдруг что-то дрогнуло внутри меня. Что-то было не так. Не так, как всегда. Тома не прошелся по комнате, не открыл графин и не налил себе выпить; не лег на кровать спать; или не подошел к стеллажу за книгой и не опустился в любимое кресло, дабы предаться чтению. Нет. Что-то произошло. Что-то встревожило его. Остановило...

Полуоборот - и уставилась ему в глаза. В глаза, что так пристально следили, глядели на меня и, не скрывая глубокий интерес и, отчасти, замешательство, изучали увиденное. УВИДЕННОЕ!

- Вы кто? И как здесь оказались?

Замерла я, сгорая от волнения и неожиданности происходящего.

Вдруг шаг (его) навстречу, ближе. Буквально пару футов между нами...

Это - шанс. Это то, что так долго ждала, и что может уже никогда не повторится.

Набраться смелости, храбрости и сил - да разыграть необходимое во всю мощь и весь масштаб, достигая давно уже начертанной цели.

Налить в душу яд придуманного, чужого образа.

(скрыть свои чувства, сомнения и трепет. Скрыть всё, уступая холодности и манерности. Уступая правосудию...)

- А разве это - именно то, что стоит вопроса?

Ухмыльнулся. Плавный шаг ближе - застыл за моей спиной.

Выпрямилась, вытянулась и я - взгляды наши встретились в зеркальной глади.

Неожиданно наклонился к моему уху - и вкрадчиво, словно заговор, словно страстные, любовные слова, прошептал:

- Зачем ты здесь?

(неосознанно, томно прикрыла веки)

Мне казалось, я кожей чувствовала его жгучее, трепетное дыхание, отчего тотчас побежали (пусть и вымышленные) мурашки по телу.

Невольно стала задыхаться от наваждения чувств.

И в тот же мгновение устремила взгляд в зеркало. Только все то, что переживала, все то, что с новой силой возродилось, проснулось во мне (что когда-то заставляло отчаянно колотиться сердце) вмиг взорвалось, вспыхнуло и заныло в негодовании. Отчего-то вдруг резко стало противно и невыносимо болезненно. Но мое это, не с ним, и не к нему эти чувства, чистые и пылкие... Не тот человек сейчас за моим плечом. Лишь Фернандо принадлежит мое сердце и душа. Лишь ему, живому или мертвому. А остальное - неправильно, неправильно и гадко.

Я клялась, что не буду уповать на надежды, клялась, что буду жить с четким осознанием того, что меня ждет, едва выберусь. Но ничего не могу с собой поделать. И мне неважно, что выбираю одиночество, где бы оно не бродило - под землей, или на земле...

Живо дернулась вперед, и сама не поняла, как за кротчайшее мгновение оказалась в другом углу комнаты.

Захохотал вдруг Тома.

Обернулась, уставилась на него взглядом в непонимании.

Весь его вид выказывал ликование - он думал, что покорил меня, и я просто не выдержала натиска чувств вожделения?