Терновый венок надежды - [30]

Давно тебя не видел. Пряталась? Я надеюсь, не обидел в прошлый раз, ваше великолепие?

- Так много воды в словах, смотри не захлебнись.

(рассмеялся (сквозь набитый рот), хотя и видно было по глазам, что задела грубостью; прожевал)

- Зачем явилась? Снова будешь взывать к моей совести?

(схватил маленькую ложечку и стал разбивать яйцо)

(молчу)

Или ты решила просто промозолить мне глаза до той степени, чтобы я ослеп или сгорел от злости?

(мило, лживо улыбнулась)

- Пусть я не могу тебя удушить, или заставить это яйцо застрять в твоем горле. Но поверь, я найду способ полыни добавить в твою бездну мёда.

Расхохотался.

(но ложку отложил, так и не съев яйцо)

- Была бы ты живой, настоящей, я бы тебя проучил, - добавил с графина себе в бокал еще вина. - А так мне тебя только жаль.

(яд пускаю)

- Поверь, я куда живее и настоящее тебя. Ты - мгновение, а я - вечность.

И я не тороплюсь... в отличии, от некоторых. Неправда, Томмазо? Сколько тебе сейчас? И сколько еще осталось? Кто после тебя останется? И что их ждет?

Улыбнулся; молчит. Резко отодвинул стул и встал из-за стола (бокал подхватил с собой). Шаг ближе. Взгляд - на меня.

- Сколько бы мне не осталось, я проживу это время так, как захочу, - большой глоток, словно запивая напутствующую (самому себе) речь. - И поверь, ты, как и остальные, будете давиться от зависти. И когда я уйду - я... уйду, а не как "кое-кто", неприкаянное отродье, бесцельно снующееся по земле и вымаливающее себе место под солнцем. Ах да, и ЧТО или КТО после меня останется - мне глубоко плевать. Плевать на все ваши условности, привязанности и мечты. Я есть я, и не стоит со мной тягаться - кружева порвутся.

(расхохоталась, встала, поравнялась с ним; шаг ближе, вплотную, как никогда доселе себе не позволяла - да так, чтобы дыхание мое почувствовал на совей коже)

- Ты меня еще полюбишь, - съязвила.

Ухмыльнулся. Шаг в сторону, полуоборот, а потом снова уставился на меня. Вдруг поднял вверх бокал и едко прыснул:

- Уже люблю, моя дорогая. Уже люблю... Кстати, красиво платье. Ты в нем похоронена?

***

Я преследовала его везде и всюду, буквально ходила за ним по пятам, пытаясь разозлить, отравить его жизнь своим присутствием, осуждением и злостью. Эдакая совесть, которую ему в тело забыл Бог добавить при рождении. Был ли это завтрак, поздний ужин, деловая встреча... или свидание с одной из его любовниц (ах да, их было около десятка, если не больше). Везде я - рядом с ним.

Да всё пошло наперекосяк и вышло из-под контроля...

Это стала какая-то больная игра, причем нас двоих.

Жаркие сражения.

Томмазо перехватил инициативу и теперь сам давал бал, когда хотел.

Рыжего Ангела в Арагонезе по-прежнему не было, а потому я невольно и беспрепятственно заняла место его "супруги" (хотя видеть меня мог, как и доныне, только он).

Но что самое смешно, отказаться от старой затеи я уже не могла, хоть и сильно хотела...

Торре не на шутку нервировало мое отсутствие, а вернее "невозможность" меня лицезреть рядом с собой в той или иной момент своей жизни. За что расплата (мое своевольность и "некорректное" поведение) была скорой и непомерно высокой.

Томмазо заводила мысль о том, что делал мне неприятно , заставлял гневаться или (чего греха таить) ревновать (странно, это, конечно, осознавать, учитывая его поступки и мою ненависть к нему за это, но, видимо, слишком привыкла, привязалась к Томе, хватаясь за ублюдка, как за единственную соломинку, ведущую из моей ямы).

Любые дела он обязательно стал изворачивать так, чтобы кому-то сделать неприятно. Больно. Или едва ли не смертельно... И всё сие я должна была наблюдать воочию, дабы дать насладиться этому демону его победой и моим жутким поражением.

Более того, его больше не вдохновляли простые плотские игры с девицами. Нет. Ему было надо непременно все это учинять при мне, доводя меня до побагровения от бешенства и заставляя в спешке покидать разгоревшуюся оргию.

И вскоре я осознала жуткую истину... от которой самой даже стало не по себе.

Я... перестала быть для него простой несуразицей. Наказанием. Или развлечением, в конце концов. Я стала частью, огромной, важной, частью его жизни, его скучного, доныне, бессмысленного существования.

Эдакое единственное непокорное, неприступное, и никогда недосягаемое... желание.

Томмазо делла Торре сильно привязался... сам того не хотя.

... влюбился.

Отчего его жажда строптивого трофея стала настолько адской, маниакальной, утонченно жестокой и бесчеловечной, что бросало в дрожь.

Моя боль вызывала у него экстаз. Мои мощные эмоции в ответ на его, такие же сильные, но без права на смысл и значимость.

Если бы я была из плоти, он бы силой добился моего расположения и физической близости. А так, в любой его из фантазий все эти надежды терпели крах. Порочный круг замыкался, оставляя за собой бездну недоступности и голода желаний.

От этого он ставал только злее и безрассуднее...

***

Мы сидели по старой, больной привычке, замкнувшись в кабинете. Прямо как тогда, в те, казалось уже, далекие времена, когда я была для него невидимой, и мой разум воспринимал нас как "охладевшая пара". Так, да не так.

Сейчас это был чан адских страстей, накала и похоти.