— Покажу все — от машинного отделения до ходовой рубки, — сказал Антон.
Колотыркин опять блеснул:
— Лучше до клотика!
Антон заулыбался:
— Высоковато. Полезешь?
— Так смотря что называть клотиком, — вывернулся Вяч.
— Известно что: верхнюю точку мачты, где клотиковый фонарь.
Ребята засмеялись. Колотыркин поставил руку лопаточкой:
— Без паники! Я хотел сказать не клотик, а кубрик, где матросы все вместе живут, ясно?
Антон засмеялся:
— Кубрик? Где вместе? Ладно.
Он нажал ручку одной из многих дверей. Каюта. Аккуратно застеленная койка. На тумбочке под лампой уже лежит чья-то книга. В переборку встроен шкаф. Над изголовьем — два ребристых квадрата.
— Нет у нас общего кубрика. У каждого члена экипажа — своя каюта.
Вяч не спасовал:
— А если свистать всех наверх?
Антон положил руку на ребристый квадрат.
— Радио. Передает команды, — объявляет тревогу. Оно тебя найдет днем и ночью в любой части судна…
И в ту же секунду из-под руки Антона радио сказало:
«Внимание. Старшего помощника просят подняться в ходовую рубку».
— Ух ты, толково… — оценили ребята.
Следующее «ух ты-ы!» сказали в кают-компании, увидав столы с бортиками, чтоб во время качки посуда не удирала на пол. На ноге у каждого стола и стула тут была цепочка с шариком, он задвигался в щель в полу: во время шторма мебели не удастся разгуливать по кают-компании.
Еще одно «ух ты-ы!» они дружно произнесли в машинном отделении. Девочки загляделись, а мальчишек вообще невозможно было оттуда вытащить. Царство техники. Приборы, механизмы, разноцветные трубопроводы, шкалы, стрелки, кнопки, краны, рычаги, радио, телефоны, блеск…
Антон светился от гордости:
— Самое сердце корабля!
Мальчишки запросто перекидывались словами «автоматика» и «электроника».
— А где машинист и кочегар? — спросил кто-то из девочек.
Мальчишки заорали:
— Теплоход же!
— А вот в кино, — заспорила одна, — всегда показывают машиниста и кочегара с лопатой, черномазого от угля.
Антону этот вопрос доставил массу удовольствия.
— Нет у нас машиниста, девочка, и кочегара нет черномазого. Не на угле ходим. Мы — современное судно. У нас двигатели внутреннего сгорания, как в автомобиле. Питаемся жидким топливом.
Лесь спросил:
— Сильное его сердце?
— Не обижаемся, — ответил Антон. — Девять тысяч лошадиных сил. А моему «Смелому» всего семьдесят сил хватало.
…Девять тысяч коней, вытянув по ветру хвосты, промчались над морем. Ноздри их раздувались навстречу свежему ветру. Невидимой упряжью они были впряжены в этот самый корабль, который — судно, и он шел по заданному курсу, подминая волну…
Леся привел в себя щебет:
— Обыкновенных лошадей?
Непонятно, как эта девочка умудрилась прожить свои 11 лет в атомном веке, не зная, что «лошадиная сила» — просто единица измерения, ею измеряют мощность двигателя.
Антон меж тем говорил:
— Мы ж не пароход! Паровой машины нет, значит, и машиниста нет. Есть механизмы, потому есть механик. Моторы есть, и потому моторист есть, он же помощник механика. Это — я! Понятно?
— Понятно, — с уважением ответили ребята.
Они сказали «ух ты-ы!» на самом верху кормовой надстройки, обнаружив бассейн для купания: не нырять же среди океана с борта в пасть акулам!
А тысяча сто первое «ух ты-ы!» было выдано, когда аппарат эхолот, специально для них послал неслышную радиоволну под воду, и она, оттолкнувшись от дна, вернулась, как эхо, и сообщила, сколько футов под килем и нет ли там подводных камней. И помощник капитана показал им радиолокатор, который в плаванье будет ощупывать радиоволнами воздух, воду, берег, скалы, самолеты и встречные корабли и сигнализировать, даже темной ночью, даже в густом тумане, о встреченных предметах. И судно, чуткое, как дельфин, проскользнет мимо всех препятствий и опасностей.
Они смотрели, трогали, они лазали по разным трапам внутри и снаружи. Они были горды и счастливы. Одна девочка сказала, что корабль ей понравился, только жаль, что он однотрубный. Ребята ее поддержали.
Антон удивился:
— А зачем?
Он уже слишком вырос и забыл, что все ребята считают двухтрубные суда более важными, чем однотрубные.
— Она и одна-то, на мой взгляд, давно устарела, не нужна, — сказал Антон. — Если нет котла, топки, дыма, зачем она? Я лично считаю, судостроители ее делают по традиции, сохраняют любимый морской силуэт. Я бы лучше выхлопную на корме сделал, как на автомобиле, куда аккуратней…
— А гудеть?
Антон удивился чрезвычайно: никто не засмеялся в ответ? Никто. Оказывается, эта вся компания всерьез считает, что «толстый» гудок судно дает из этой толстой трубы!
— Милые вы мои чудаки, — умилился Антон. — Да оно во-от из такусенького гудочка гудит, — и пошел показывать им гудок, лепившийся к толстой трубе.
Потом сводил их в камбуз. Здесь им было выдано по кружке какао и по ватрушке. И хотя творог для ватрушек делают из молока сухопутной коровы, было приятно получать угощение из рук морского кока. Уплыть бы на этом судне…
И тут случилось удивительное.
Голос радиста раскатился из динамиков:
«Внимание, внимание! Через пять минут судно «Народный комиссар» отойдет от заводской стенки на рейд, где станет на якорную стоянку. Выход в море на ходовые испытания, и далее под погрузку завтра, в двенадцать ноль-ноль. Гостям, находящимся на борту, предлагается немедленно покинуть судно…»
