— Зачем… консервирует?
— Затем, что будет зима, дожди. До весны он свою посудину поставит на прикол. Работать будет в комбинате.
Как в мультипликационном фильме — вмиг исчезли банки и клубы пара. Лесь мысленно увидал фургон, закрытый болтами, и струи дождя, стекающие по голубым стенам. «Закрыто до весны».
— Беги! — сказал Антон. — Одна нога тут, другая там.
Жора был внутри. Не блестел на тротуаре алюминиевый трон Короля, и подножка «ЧИСТИСАМ» была поднята вверх. На крыше фургона, обернувшись хвостом, сидела Васса и следила за Жорой.
— Я считал, что она просто расчетливая, жадная тварь, — сказал Жора, увидав Леся, — не способная к человеческим чувствам. Но вот почуяла разлуку, и не отходит, и не ест.
Васса коротко и грустно откликнулась: «Мррр…»
— Ничего не поделаешь, тетка, — сказал ей Король.
— Все. Договорились, — ответил он, выслушав Леся. — В четырнадцать ноль-ноль на заводском причале. У тебя на автобус деньги есть?
— Есть. А можно я Колотыркина возьму?
— Не знаю, наверно, можно… — сказал Король. — Мотай за Колотыркиным. И чтоб отмылись от чернил и оделись в парадную форму, чумичками не вздумайте являться на корабль!
— На судно, — поправил Лесь. И помчался. Поскорей, чтоб Жора Король не разгадал его великолепный план.
Как важно, чтоб жили на свете странствующие рыцари!..
М. Сервантес
Весь 5 «Б» выстроился на плитах заводского причала, в синей, плотной тени, падавшей от борта. Высоко на борту было написано белым по черному имя корабля: «НАРОДНЫЙ КОМИССАР».
По мачтам, от носа до кормы, а по-моряцки сказать — от бака до юта его украсили гирлянды праздничных флагов «расцвечивания», на ветру они вытягивали яркие язычки, простирали их над людьми, над причалом.
Людей было много. Они пришли из цехов и со стапелей прямо в спецовках; некоторые примчались на маленьких юрких электрокарах. Люди толпились на набережной, на крышах служебных строений, и отсюда маленькие, как ласточки, стояли рабочие на высоком валу док-камеры. Вчера в нее, в док-камеру, сделав свой последний шаг на суше, сошел со стапелей этот новорожденный корабль. Вчера ее наполнили речной водой, открыли тяжелые ворота шлюза, и по высокой воде теплоход-сухогруз впервые вышел на волю и пришвартовался здесь у заводского причала.
И вот сейчас строители судна и его завтрашние хозяева — моряки вместе празднуют его первый день рождения.
Лесь вслушался в слова, летевшие с трибуны. Опаздывая, их разносили громкоговорители:
«От нашей заводской стенки уходит судно «Народный комиссар». (…родный комиссар!.. — повторяло радио.) Его построила многотысячная семья корабелов-судостроителей, (…строителей, строителей…) Грустно расставаться со своим детищем, но такая наша работа — строить и провожать корабли. (…корабли, корабли…) С добрым сердцем передаем его в ваши руки, товарищи моряки! (…моряки, моряки…)».
Леся подтолкнули локти ребят:
— Капитан!
Он увидал Зориного отца. В костюме с блестящими шевронами и блестящими пуговицами, в фуражке с морским «крабом», он был сегодня торжественный и праздничный.
— Спасибо за доверие! — разнесся его молодой сильный голос.
Капитан Веселов обнял корабела. Все захлопали. Какой-то малыш перерезал красную ленту, рядом с настоящими тросами этой лентой судно тоже было будто пришвартовано к причалу.
— Все, — сказал пожилой рабочий рядом с Лесем. — Перерезали пуповину. Судно начинает самостоятельную жизнь.
5 «Б» заволновался. Потому что не было Антона.
Прозвучал приказ:
— Товарищ сдаточный капитан, подготовить судно к отходу!
И громкоговорители повторили: «…ходу, ходу, ходу!»
Ребята совсем расстроились. Антона не было.
Капитан Веселов, сойдя с трибуны, направился прямо к 5 «Б». Люди расступались, давая ему дорогу.
Антон бегом бежал от трапа сюда. Белесые брови на толстом лице двигались вверх-вниз, вверх-вниз. Как вкопанный стал.
— Ваш народ? — спросил Веселов.
— Так точно… то есть, друзья, — нескладно ответил Антон.
— И все — единственные? — Улыбка шевельнула усы капитана.
— Так точно, — сокрушенно согласился Антон.
Тридцать три единственных друга смотрели на него и на капитана, ожидая решения своей судьбы.
Капитан погладил бритый молодой подбородок:
— Добро. Разрешаю показать судно всем вашим единственным. Поднимайтесь на борт.
— Есть! — весело ответил Антон. — А ну, дружочки…
Ступени загудели под ногами.
Левым поручнем трап жался к борту. На уровне нижних ступеней борт был зеленый, выше стал черным. Лесь погладил его и похлопал, как огромного дружелюбного кита.
— Не купил, не твой, — ревниво пробурчал Колотыркин. Он поднимался позади Леся. — Трюмы наполнят, зеленое все равно уйдет под воду до самой ватерлинии. — Вячу нравилось, как он ловко произносит настоящие морские слова. Он оглянулся на девочек. — А дырки, в которых якоря сидят, называются клюмзы.
— Не клюмзы, а клюзы, — поправил кто-то из ребят.
А Лесь опять погладил черное тело судна и сказал ему:
— Ты корабль!
С верхней откидной площадки уже тянул к ним руку вахтенный матрос:
— В темпе, ребята, в темпе!
Какой это был замечательный корабль! Да не корабль же! Антон сказал раз и навсегда: кораблями зовут только военные суда. А если ты принадлежишь к торговому, пассажирскому или промысловому флоту, значит, ты — судно! Ладно, пусть будет судно. Все-таки замечательное. Оно стальное, отделано внутри красивым пластиком. Чистота, блеск, в металлические части глядись, как в зеркало.