Тепло очага - [14]

Таурзат вспомнила о Кайти — ей показалось, что она проходит мимо их окон. Женщина осмотрелась и облегченно вздохнула. Нет, она ошиблась. Сейчас будет перекресток, за перекрестком угловой дом, потом дом Маро, за ним — Госка, а чуть дальше — дом Дзиппа… Между домами Дзиппа и Уалинка всего несколько шагов… Но почему вести о Кайти и младшем сыне Дзиппа явились к ней сразу же одна за другой? Вчера только она разговаривала с Габушем, а сегодня несет «черную бумагу» в дом Дзиппа… Весть о дезертирстве Кайти угнетала Таурзат. Лица односельчан казались ей бледными, изможденными, их голоса — тихими и горестными. Зато представившийся ей вдруг Кайти был огромен, и лошадь его была огромна, и неосязаемость этого, возникшего из тьмы всадника, напомнила ей прошлое: ночи, полные тревог и опасностей, ночи Шахмата…

Не всех раскулаченных успели тогда выслать, и они делали свои черные дела. Вывозили ночью припрятанный хлеб, продавали его на стороне. Уходило из села зерно, которое весной должно было лечь в пашню. И Шахмат не знал ни сна, ни отдыха…

Кайти ушел из села при свете дня, а вернулся темной ночью… И никто не знает, что Кайти рядом, вернее, не сам он, а зловещий его призрак.

Таурзат не могла так вот просто сидеть и ждать, пока в мыслях ее существовал Кайти. Слишком сильна была в ней память о Шахмате… Когда Таурзат поравнялась с низеньким, крытым соломой сараем Госка, а до дома Дзиппа оставалось еще три десятка шагов, сердце ей подсказало: «Нет, не должны они пока знать об этом. Пусть живет для лих младший сын, пусть вспоминают они его шалости, за которые строго журили его, пусть, любя, жалеют об этом»…

Кайти будет есть горячий чурек, Уалинка, глядя на сына, и воздухом одним удовольствуется, а из дома, что рядом с ними, день и ночь будут слышаться причитания…

Таурзат испугалась: а вдруг выйдет сейчас из этих ворот отец или мать погибшего? Что она скажет им? Остановившись в растерянности, повернула к Госка…

Идти по чисто подметенному двору — все равно, что вернуться к прошлым спокойным дням.

— Эй, есть кто-нибудь живой? — позвала Таурзат.

Хлопнула дверь, из дома выбежала, улыбаясь, Госка. Улыбаться-то она улыбалась, а в глазах сквозили беспокойство и испуг.

— На минуту к вам зашла, Госка, — как бы оправдываясь, сказала Таурзат. — К Серафиме, дело есть.

— Здравствуй, Таурзат, здравствуй, — радушно произнесла Госка, теперь уже спокойно глядя на гостью. — Обрадовала ты меня, зашла без приглашения, как своя. — Она кивнула на крыльцо: — Теперь порог дома переступи.

— Зайду к вам, Госка, только прошу, не беспокойся, не считай меня гостьей…

— Ладно, ладно, чем богаты, тем и рады…

— Госка, я же говорю, не в гости пришла я, по делу, ненадолго…

«Не начнись, Госка, эта проклятая война, работали бы мы с тобой на ферме и горя не знали», — поднимаясь на крыльцо, думала Таурзат, и ей хотелось громко говорить обо всем добром, что думала она о Госка…

Какими далекими кажутся те светлые дни! Были ли они вообще?.. Как-то раз Дзиппа отпросился съездить в город. От их села, расположенного далеко от большой дороги, ой как непросто добираться до города! Нужно прошагать километров двадцать, и хорошо еще, если успеешь к поезду, а то сиди на вокзале… Дзиппа же обернулся в один день и рассказывал: «Ей-богу, такой счастливой дороги я и во сне не видел! Ни шага не пришлось мне сделать пешком. А говорят, приметы ничего не значат… когда я уходил, мне повстречалась Госка, а у нее и нога легкая и глаз добрый — вот почему мой путь был таким удачными… С тех пор все, работавшие на ферме, отправляясь в дорогу, просили Госка выйти им навстречу. А женщина, которой была поручена маслобойня, всеми святыми клялась, стоит Госка взглянуть на молоко, как все оно без остатка превращается в сливочное масло…

Какое это счастье, когда в душе твоей только добрые намерения.

— Что пишут ваши мужчины? — спросила Таурзат.

— Парень наш из тех, кого связистами называют, — заговорила Госка. — Пишет, что жив, здоров, но поди-ка, поверь ему… Просил, чтобы пока ему не писали. Наверное, их опять куда-нибудь перебрасывают… А хозяин наш еще раньше прислал письмо… Как спасительное лекарство эти каракули на клочке бумаги…

— Ты бы хотела, конечно, чтобы они ежедневно писали… Поставь-ка себя на их место… Шахмат часто говорил: «Легче гектар земли вспахать, чем написать одно письмо». А война — это постоянная тревога. — Таурзат все время помнила о поручении Габуша, и теперь ей представился случай выполнить его. — А как соседи ваши? — опросила она. — Что слышно у них?

— Дзиппа получает письма от старшего, хорошо получает, но другой что-то молчит… И от сына Маро вот уже больше месяца нет вестей… А Уалинка получила письмо, три дня, как пришло. — Госка смущенно улыбнулась: — И нашей девушке он написал… Может, ты слышала, как Серафима в детстве упала в ледяную воду, и только благодаря Кайти осталась в живых… Тогда-то я и сказала: «Если вырастет она хорошей девушкой, никому раньше вас не отдам ее…» Сказать-то сказала, но над нами бог…

Радость Госка была похожа на безоблачное небо, и у Таурзат не осталось сомнений: конечно, кого-то другого приняли за Кайти… И она выругала Габуша за легкомыслие и излишнюю горячность. Ей стало легче на душе, и жизнь казалась теперь проще и понятней…