Теперь я твоя мама - [14]

Шрифт
Интервал

На лице медсестры застыло непроницаемое профессиональное выражение.

– Скажите мне, что она в детской! – Карла тяжело дышала. – Скажите!

Ее ноги подкосились. Она, словно сквозь туман, видела, как Аманда подбежала и поддержала ее, не давая упасть. Они медленно пошли в палату. Карла почувствовала надежду. Все это просто больное воображение! Всему виной послеродовая депрессия.

Но кроватка по-прежнему была пуста. Карла ухватилась за нее и принялась выкрикивать имя дочери. Аманде пришлось силой усадить ее в кожаное кресло.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Вероятно, произошло недоразумение. – Ее голосу удалось пробиться сквозь истерику Карлы. – Если какая-то из сестер сделала то, о чем вы говорите, мы немедленно примем меры.

– Что значит «если»? Конечно, так все и было. Где еще она может быть?

– Мы выясним, не волнуйтесь. – Аманда приподняла покрывало. – Но вы должны успокоиться. Иногда матери засыпают во время кормления…

Теперь другой страх охватил Карлу. Кулак, сжимавший ее сердце, стал еще сильнее. Но эта мысль пришла уже после того, как медсестра убрала из кроватки покрывало. Осталась только вмятина на том месте, где лежал ребенок. Аманда посмотрела в карточку, прикрепленную к кровати, сняла трубку телефона и позвонила старшей медсестре. Несмотря на ее спокойствие, Карла подозревала, что она передала некое зашифрованное сообщение. Аманда говорила, а ее взгляд блуждал по палате, выискивая места, куда сумасшедшая мать под влиянием послеродовой депрессии могла засунуть ребенка. Может, в шкаф, в ящик тумбочки или под подушки кресла?

Карла вскочила и сбросила подушки на пол. Потом подбежала к шкафу, схватила чемодан и вывернула его содержимое на пол.

– Ее нет! Вы же видите, ее здесь нет!

Аманда пыталась помешать ей открыть ящик тумбочки, но Карла оттолкнула ее в сторону. В этот момент вошла старшая медсестра. Это была невысокая крепкая женщина с пухлым подбородком и строгими глазами. Карла познакомилась с ней сразу после рождения Исобель. Тогда она улыбалась, как и все вокруг, а Роберт держал дочку на руках и смеялся от счастья.

– Миссис Гарднер, расскажите мне, что произошло, – сказала она официальным тоном.

– Одна из ваших медсестер забрала моего ребенка из кроватки, не спросив разрешения. Как она посмела! Мне надо позвонить мужу.

– Сначала вы должны ответить на мои вопросы, – заявила старшая медсестра твердым голосом.

Исчезновение Исобель больше не казалось недоразумением. По виду старшей медсестры стало ясно, что это серьезное происшествие.

– В интересах всех нас как можно быстрее найти ребенка. Поэтому, миссис Гарднер, вы должны сотрудничать с нами.

Больница была закрыта, и все помещения должны были тщательно обыскать. Аманда дала Карле накидку, чтобы прикрыть пятна от молока на ночной рубашке. Полиция уже была в пути. Карла не верила, что может быть еще хуже, но с каждым словом, которое произносила старшая медсестра, ее ужас усиливался. Аманда оставалась с ней до появления полицейских. Наконец их широкие плечи заслонили дверной проем. Форма, блокноты, слишком много людей… Казалось, они вытеснили из палаты весь воздух. Карла задыхалась, но ее никто не слушал. Женщина-полицейский села на кровать возле нее и осторожно начала задавать вопросы. Как долго она спала? Может ли она точно сказать, когда заснула? Не просыпалась ли она, потревоженная посторонними звуками или чьим-либо присутствием в палате? Важнейшие подсказки могли скрываться в самых неприметных деталях. Она была старше Карлы и по-матерински добрым голосом предложила обращаться к ней по имени – Орла.

Имя казалось невесомым. Карла хотела что-то сказать, но все вокруг плыло – и стены, и пол. Слова потеряли всякий смысл, и тьма поглотила ее.

Когда Карла пришла в себя, рядом был Роберт. Он старался убедить ее, что Исобель где-то в больнице. Ей хотелось верить ему. Он знал, как надо вести расследование, но она увидела в его глазах отражение собственного ужаса. Поиски уже вышли за пределы клиники. Остальные малыши оказались на месте.

Карла села в кресло у окна и выглянула наружу, где полицейские прочесывали территорию больницы.

Были проверены административные помещения, кухни, ванные, частные палаты, недостроенные здания возле клиники. Был опрошен персонал, а также строители и все те, кто посещал больницу на протяжении дня.

Ее дочь, маленькая и беспомощная, исчезла во время дождя. Карла застонала и закрыла лицо руками. Аманда и Орла оставались с ней, и каждая пыталась по-своему утешить ее.

Орла уверяла, что женщина, которая, возможно, забрала Исобель, всегда хотела иметь детей и, по всей видимости, недавно потеряла ребенка. Она будет оберегать девочку, заботиться о ее здоровье и безопасности. Орла говорила так уверенно, словно напрямую контактировала с этой женщиной, которая представлялась Карле безликим кошмарным существом.

Аманда демонстрировала такую же спокойную уверенность и помогала Карле сцеживать молоко. Его собирались хранить в холодильнике до возвращения Исобель.

Роберт время от времени заходил в палату, чтобы обнять ее, но тут же уходил снова, словно не мог видеть ее отчаяния. У него было пепельного цвета лицо, дождевая вода стекала с его волос и одежды. Карла чувствовала, что он хотел бы сам заниматься официальным расследованием, но ему не позволяли в нем участвовать. Как пояснила Орла, таков порядок. Его эмоции могли повредить делу.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.