Теперь я твоя мама - [13]

Шрифт
Интервал

Гиллиан и Рейн приехали с цветами и вечерними газетами. Снова все внимание было приковано к Исобель.

– Добро пожаловать, Исобель Гиллиан! – Гиллиан наклонилась над кроваткой и отвернула простынку, чтобы посмотреть на первую внучку. – Спасибо, что дала ей мое имя, – шепнула она Карле. – Это для меня большая честь.

Вены у нее на руках вздулись, скулы четко обрисовались. Несмотря на то что Гиллиан, по ее собственному мнению, нормально переносила лечение, она продолжала терять вес. Карла отвернулась, еле сдерживая слезы.

В этот момент появилась Аманда. Она сразу же поняла, что происходит, и сообщила, что визит подошел к концу.

Только Роберту разрешили зайти к ней в тот вечер. Он сбросил ботинки, растянулся на кровати и прижал Карлу к себе. Он пошутил, что был бы не против уединиться с женой под одеялом, но дочь осудила бы его. Карла завернулась в простыню и обняла Роберта. Так они и лежали, пока Исобель не расплакалась. Настало время кормления. Роберт с удивлением наблюдал, как ее губки сомкнулись на соске Карлы, а маленькие щечки задвигались, словно миниатюрные меха. Когда головка Исобель склонилась на сторону и из уголка ротика потекла слюна, Роберт положил ее снова в кроватку. Он поправил постель Карлы, которая уже засыпала, и тихо вышел из палаты.


– Доброе утро, – поздоровалась Аманда, входя в палату. – Как прошла ночь?

– Беспокойно, – ответила Карла, которая несколько раз поднималась, чтобы, затаив дыхание, постоять возле колыбели и понаблюдать за спящей дочерью. Она не могла удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. Она хотела увидеть, как она шевелится. Даже простого трепетания ресниц было достаточно, чтобы убедить ее, что с малышкой все в порядке.

– А как с кормлением? – спросила Аманда.

Исобель пошевелилась и заплакала.

– Похоже, у меня заканчивается молоко, – Карла взяла дочь на руки. – Оно стало гуще.

– Отлично, – удовлетворенно кивнула Аманда. – Обычно для этого требуется больше времени. Как я и говорила, этот ребенок знает, что ему надо. Не вешайте нос, мамочка.

– Что нового в мире? – поинтересовалась Карла.

– Прогноз погоды неутешителен. Дождь и снова дождь. А эта юная леди вместе с мамой красуется на первой полосе «Айриш индепендент».

Карла поморщилась, представляя раздражение Роберта. Но она не могла ничего с этим поделать. Она посмотрела на Исобель, которая крепко присосалась к груди.

– Вы выглядите усталой, – сказала Аманда, когда Карла дала Исобель вторую грудь. – Почему бы вам не отдать ее нам на несколько часов? Мы заберем Исобель в детскую комнату. И вы сможете вздремнуть.

– Нет, со мной все в порядке. – Карла покачала головой. – Пускай она будет здесь.

Когда Исобель поела, Аманда показала, как ее купать. Карла, глядя на маленькое тельце с выпирающим пупком, лежащее на полотенце, пыталась не расплакаться. Такой маленький ребенок появился на свет с таким трудом!

– Не бойтесь. – Аманда взяла ее руку и подложила под головку Исобель. – Младенцы крепче, чем кажутся, но им надо знать, что вы контролируете ситуацию.

Еще два дня, а потом они с Робертом останутся наедине с этим крохотным существом. Неудивительно, что она запаниковала. Неудивительно, что ее подушка была мокрой от слез.

Когда Аманда ушла, Карла залезла под одеяло и заснула. Она плакала во сне. Сейчас, когда сознание было свободно, всплыло воспоминание о другой поездке. Очень долго это воспоминание было спрятано в прошлом и от него можно было отмахнуться, как от докучливой осы. Но после рождения Исобель все барьеры рухнули. Теперь уже ничего не будет таким, как прежде.

Она проснулась под барабанную дробь, легкую, но от этого не менее настойчивую. Солнце зашло за серую тучу, и дождь бил в окно косыми струями. Карла посмотрела на часы на тумбочке. Прошло четыре часа с тех пор, как Исобель ела. Грудь Карлы налилась, молоко сочилось сквозь бюстгальтер, даже ночная сорочка намокла. Она откинула одеяло и уставилась на набухшие синие вены на груди. Удивительно, что Исобель молчит.

Она встала с кровати. Покрывало Исобель было скомкано, и Карла не могла рассмотреть малышку оттуда, где стояла. Четыре шва, которые ей наложили, заныли, когда Карла поспешила к кроватке. Она схватила покрывало и уставилась на пустое место, где раньше лежала ее дочь. На постельке осталось небольшое пятно, словно Исобель пометила территорию. Аманда называла это влажной отрыжкой.

Карла потянулась к кнопке вызова, нажала ее и, не дожидаясь прихода медсестры, выскочила из палаты. Длинный пустой коридор, в котором ее шаги еле слышны… Карла повернула направо, потом налево, пытаясь определить, где находится ординаторская. У нее закружилась голова. Она остановилась и прислонилась к стене.

Всему этому должно быть какое-то объяснение. Аманда забрала Исобель в детскую, чтобы Карла могла спокойно поспать. Страх уступил место ярости. Как кто-то посмел принимать подобные решения без ее ведома!

– О боже… – Улыбка Аманды, когда Карла вошла в ординаторскую, померкла. – Что случилось?

– Вы забрали Исобель в детскую и ни слова мне не сказали!

– Что?

Аманда с широко открытыми глазами отшатнулась от нее.

– Ведь так? – закричала Карла. – Вы должны были сказать мне!


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.