Теория относительности - [7]

Она хотела, было, уйти, но Макс остановил ее:

— Подожди! Так ты ревнуешь меня к Марии? — сделал он парадоксальный вывод.

Она даже рассмеялась:

— Нет, что ты! Просто не хочу мучить ни тебя, ни себя. Ты же такой замечательный, и… — Она не нашла больше слов, лишь нежно коснулась его щеки.

Он слегка улыбнулся, немного печальнее обычного, но все же улыбнулся:

— Ну, что ж… прости, если что не так! До завтра, встретимся на работе! — он подмигнул и вернулся в комнату, и уже в спину она прошептала:

— Прощай…

Порыв холодного ветра заставил съежиться, но закрывать окно Она не торопилась. В голове был хлам и… покой. Да, после разговора с Максом стало немного легче. Она неспешно замерзала на лоджии, любуясь мокрым асфальтом, и лениво пинала беспорядочно разбросанные мысли.

Из оцепенения ее вывели далекие, стынущие на ветру звуки. Звуки нежно перебираемых струн. И Она точно определила — лютня. Сердце забилось изо всех сил, порываясь бежать вперед хозяйки. Но разум вовремя напомнил, что есть другой выход на улицу, кроме как через открытое окно седьмого этажа. Пробегая закуренную комнату, Она мельком удостоверилась в том, что лютня действительно исчезла. Мария что-то прокричала вслед, но Она лишь отмахнулась: «Потом!» Если бы Она сразу знала. Но тогда Она ничего не знала, а просто бежала на знакомую до слез мелодию…

Он сидел на мокром бордюре. Моросящий дождь ласкал звуки нездешней мелодии. А лютня, словно соскучившись по своему хозяину, нежно ластилась к теплым рукам. Его взгляд смотрел куда-то «за». То ли за угол старого обшарпанного дома, то ли за полупрозрачную завесу дождя, то ли еще дальше. И ничего не нарушало идиллии дождя и струн. Дождь — вечный менестрель, сват Ветра. И никого больше не было вокруг, словно случайные прохожие решили сегодня пройти другим переулком. И лишь одна Она, замедляя шаг, приближалась к промокшей насквозь фигуре. Он, словно не обращая внимания на ее присутствие, продолжал играть свою песню. И лишь добравшись до последнего аккорда, посмотрел ей прямо в глаза.

— Услышала? Пришла? — грустно вздохнул Он.

Она заворожено кивнула, не отрывая глаз.

— Вспомнила? — скептически спросил Он, скрывая за усмешкой печаль, а возможно, и боль.

Она неуверенно отрицательно качнула головой и замерла в нерешительности.

— Ну, садись, коли пришла! Отличиться гостеприимством мне не получится — не дома я. И скамья у меня грязная и мокрая. — Он кивнул на бордюр. — Да и крыша прохудилась.

Она заколебалась: уж очень странным показалось приглашение сесть на грязный бордюр. Но ноги сами двинулись вперед, а разум лишь бессильно попытался утешиться, мол, эти джинсы и не такое выдерживали. Ему приходилось теперь быть сторонним наблюдателем — тело и чувства действовали сами и сообща, больше не советуясь с ним.

От мокрой рубашки тянуло живым теплом. Она невольно прижалась к нему, дрожа от холода. Он молчал.

А что он мог сказать? Она не помнила его. Как его и предупреждал Учитель. Как его и предупреждали все. Так больно было видеть ее совсем близко, не ощущать с ней единства, не обнимать, не шептать на ухо самое сокровенное. Так странно было, что Она не подпевает их песне, когда он играет. Она не помнит слов. Она ничего не помнит. И ему придется покинуть ее по мнению Учителя. Но сможет ли Он? Он не знал. И поэтому молчал, а в душе плавно угасала надежда, что согревала долгие годы.

Он молчал. Молчал уже долго. Настолько долго, что бесконечный дождь закончился, что вязкий туман спустился с крыш и теперь пробивался в подвалы. Очистилось небо, и лениво выползла луна, притащив на хвосте репейники-звезды. А он все молчал. Она давно перестала чувствовать холод. Она давно перестала думать. Она просто смотрела на эти звезды, глупые в своей чванливости и важности. Смешные в своем холодном высокомерии. Впрочем, что на душе у звезд, не знает никто. И это люди их наделили столь нелестными качествами. А еще они зовут ввысь, в неизведанность, в бесконечность. Ими клянутся отчаянные души, ими обжигают руки влюбленные, их винят в бедах и горестях, проливая кровь под их мерцающим светом. Они падают, исполняя желания. Ценою своей бесконечности. Они шепчут на ухо мореходам верный путь. Они видели все. Они знают все тайны. Знают и молчат. Но иногда люди могут услышать их усталые голоса.

Она усмехнулась, глядя на равнодушные светила. Наверняка. И ее тайну они знают! Знают и молчат! Осторожно, словно украдкой, она взглянула на молчаливого собеседника. Он тоже смотрел вверх. И в бездонных глазах плескалось небо, купались звезды. Сердце на мгновение вздрогнуло, а затем куда-то поспешило, боясь не успеть. Это было! Было уже! Они сидели под раскидистым звездным небом. И молчали звезды. И Он тоже молчал. И эти глупые, смешные, великие, мудрые огоньки отражались в его глазах! Отражались и мерцали… Было же! Она даже почувствовала запах того вечера. Той глубокой ночи. Решающей ночи. Как хочется все вспомнить! Сейчас ей казалось это самым главным! Как хочется вспомнить! Одна искорка в его глазах мигнула и стремительно понеслась. Ее взгляд резко метнулся в небо, чтобы проводить меркнущий след упавшей звезды. Звезды, которой Она опрометчиво доверила заветное желание. Как и тогда! В ту ночь, тоже упала звезда…