Теория фильмов - [26]
Несмотря на то что Соссюр заложил основы для лингвистического поворота, его влияние не было ни прямым, ни непосредственным. «Курс общей лингвистики», опубликованный спустя два года после смерти Соссюра, основывался на записях, сделанных несколькими его учениками (и был переведен на английский язык только в 1959 году). В результате структурный подход Соссюра к языку не имел руководящего принципа, а его идеи, как и некоторые зарождающиеся концепты, предложенные первыми теоретиками фильма, медленно распространялись в довольно простой форме. Однако современный подход Соссюра к лингвистике все же привлек внимание российских формалистов и, в частности, Романа Якобсона. Как и Виктор Шкловский, Якобсон был ключевой фигурой в движении. Однако, в отличие от Шкловского, Якобсон обрел международное признание после того, как в 1920 году покинул Советский Союз. Сначала он отправился в Чехословакию, где при его содействии был основан Пражский лингвистический кружок, один из главных европейских форпостов лингвистической теории — еще одним была копенгагенская школа, возглавляемая Луи Ельмслевом. К 1940 году Якобсон, как и многие интеллектуалы, иммигрировал в Соединенные Штаты, бежав от Второй мировой войны. Работая в Нью-Йорке преподавателем, он встретился и подружился с Клодом Леви-Строссом. Якобсон познакомил Леви-Стросса со структурным подходом Соссюра как раз в то время, когда начинающий антрополог писал свою диссертацию «Элементарные структуры родства»[18].
Леви-Стросс стал одной из главных интеллектуальных фигур 1950-х и 1960-х годов и ведущим приверженцем установления структурализма в качестве средоточия послевоенной французской теории. Применяя принципы структурной лингвистики к антропологии, Леви-Стросс проявлял интерес к регулирующим структурам, которые формируют человеческие отношения. Его первая книга, как видно из ее названия, фокусируется на базовых принципах родства, то есть на правилах, касающихся брачных обычаев или, точнее, на правилах, которые проводят различие между подходящими и неподходящими брачными партнерами. С точки зрения Леви-Стросса, наиболее важной структурой в этом отношении был запрет инцеста — правило, запрещающее единокровным родственникам (т. е. связанным кровным родством или общим генетическим происхождением) вступать в брак. В рамках этого основополагающего принципа общество делится на ряд противостоящих друг другу родственных связей (например, брат, сестра, отец, сын), каждая из которых представляет собой структурно определенную единицу родства, предназначенную для воспроизведения более крупной системы (путем вступления в брак вне круга ближайших родственников). Таким образом, запрет инцеста дополнительно иллюстрирует тот момент, когда культура навязывает регуляторную структуру, которая затем определяет и защищает то, что считается естественным.
Подобно Соссюру, большее внимание Леви-Стросс уделял всеохватывающей системе, которая структурирует определенное состояние переменных. И опять-таки, подобно Соссюру, Леви-Стросс показал, что множество вариаций брачных обычаев служит доказательством того, что существует главенствующее правило, которое сохраняется вне и выше каждой отдельной ситуации. Эти утверждения Леви Стросса предполагали довольно существенный сдвиг в антропологии. Он представил гибридный подход, объединяющий элементы социологии, лингвистики и фрейдистского психоанализа. Эти теоретические факторы частично опровергали значимость полевых исследований и эмпирических данных. Хотя в связи с подходом Леви-Стросса возникли дальнейшие вопросы об универсальном статусе определенных элементарных структур, эти проблемы на какое-то время отошли на задний план благодаря оригинальности этого нового метода и его способности ставить под сомнение прежние допущения в антропологии. Именно в том, что касается последнего аспекта, структурализм был частью более широкого преобразования, в котором внедрение новых методов служило средством усомниться в ортодоксальности существующей системы образования. Эти проблемы были очевидны не только в антропологии, но и в смежных областях, таких как история и психология.
Таким образом, сложная задача, поставленная Леви-Строссом, спровоцировала дополнительный сдвиг во всем французском научном сообществе и в общей интеллектуальной ориентации всей страны. Хотя философия долгое время служила самым почитаемым средством исследования абстрактного мышления, структурализм предоставил альтернативные возможности для развития новых теоретических интересов. Этот сдвиг побудил целый ряд молодых ученых отойти от традиций, которые ассоциировались со статус-кво. Например, структуралисты были склонны игнорировать Анри Бергсона, влиятельнейшего философа довоенной эпохи, а также такие крупные послевоенные философские движения, как экзистенциализм Жан-Поля Сартра и феноменологию Мориса Мерло-Понти. Вместо этих авторитетных фигур структуралисты обращались к немецкой философии и к работам Г. В. Ф. Гегеля, Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера. Прослеживались также и институциональные последствия, связанные с укреплением позиций философии во французском научном сообществе. Поскольку философия господствовала в элитарных университетах страны, структурализм стремился укорениться в социальных науках, которые, как правило, находили пристанище в менее престижных университетах, таких как Практическая школа высших исследований (École Pratique des Hautes Études), где сначала и получил должность Леви-Стросс. Эти школы обеспечивали б`ольшую административную и интеллектуальную гибкость и, к тому же, расширяли свою деятельность в послевоенный период. Это делало их тем более привлекательными для нового поколения ученых, которые отошли от традиционного пути к профессиональному академическому успеху и были остро заинтересованы в новых возможностях, связанных со структурализмом.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.