Тень Желтого дракона - [127]
Ли Чи велел послать шэнбинов к этой горстке тополей и, не считаясь с потерями, спилить или срубить их и притащить сюда. Даваньцы без особого сопротивления отошли в сторону. Сяовэй, водивший сотни, чтобы срубить деревья, предстал перед Ли Чи с гордым видом. Он ожидал похвалы: ведь даваньцы отступили при одном его появлении! Но Ли Чи лишь криво усмехнулся, удивляясь про себя тому, как мало сяовэй смыслит. Именно легкость, с которой ему достались эти деревья, тревожила Ли Чи, он подозревал здесь какой-то хитрый замысел своего врага: неспроста даваньцы до сих пор не срубили эти деревья и отошли в сторону, не вступая в сечу… По пока что надо побыстрее начинать переправу.
Вторую половину дня и всю ночь шэнбины переходили на правый берег реки по перекидному мосту, наспех наведенному из деревьев и связанных сучьев. Кони и волы в давке то и дело падали в воду, увлекая за собой шэнбинов. Даваньцы и тут не мешали врагу. Хотя Ли Чи и чуял что-то недоброе, выбора у него не было. «Теперь я вынужден шагать по той дороге, которую указывает мне враг!» — признался он сам себе.
Шэнбины заняли пустой кент Хайлома, незаметно покинутый за ночь даваньцами.
После того как шэнбины, перейдя реку, разрушили за собой мост, Чагрибек уверился, что его замысел удается и враг больше не будет пытаться повернуть назад в надежде выйти на кугартскую дорогу другим путем.
Оставив две тысячи чакиров у выхода из долины Хайломы, Чагрибек с остальными тысячами направился по пастушеским тропам в обход врага. По пути к нему присоединялись все новые отряды даваньцев, подъезжающих из заходных кентов и депар. Табунщики, пастухи, земледельцы, находившиеся в дни осады на далеких горных пастбищах или сразу после снятия осады вернувшиеся домой, услышав о зверствах отходящего врага, поднялись на священную месть. Они были полны решимости покончить с чинжинами, ибо и после снятия осады Эрши те продолжали проливать кровь стариков и невинных детей, насиловать женщин, грабить и жечь дома и целые селения, вытаптывать сады и посевы.
На следующий день чакиры Чагрибека, обойдя войско Ли Чи, соединились с тремя тысячами Марданбека, преграждавшими шэнбинам путь в сторону кента Ю. Около десяти тысяч шэнбинов, оставшихся у Ли Чи, были зажаты пятнадцатью тысячами чакиров между неприступными горами и глубокой буйной рекой.
Когда Ли Чи к утру узнал, что вверх по каньону реки совсем нет дороги, его едва не хватил удар. Он пришел в ярость, остервенело выкрикивал ругательства, топал ногами и скрежетал зубами, как зверь, попавший в ловушку. Буцюи и два-три сяовэя, оказавшиеся в это время в его шатре, не верили своим глазам: они впервые видели всегда уравновешенного и невозмутимого предводителя в таком состоянии. И сам Ли Чи не помнил случая, чтобы он вот так растерялся, потерял самообладание и дал волю сразу всем слабостям, тщательно скрываемым им при любых неожиданностях войны на чужих землях, среди враждебных племен и народностей! Разве мало трудностей испытал Ли Чи? Но ни разу он не попадал в такое безнадежное положение, как на этот раз!
Наконец, взяв себя в руки, Ли Чи попытался разобраться в происшедшем. Кто в этом виноват? Не он, а Ли Гуан-ли! Цзянцзюнь приказал ему возвращаться по этой проклятой дороге! Если толком не знаешь пути, зачем посылать по нему целое войско? Но разве сам Ли Чи не читал в письменных донесениях послов слова: «Дорога, идущая по берегу Чженчжу[153], проходит через Хайлому и, не удаляясь от реки, соединяется с кугартской дорогой»? Значит, и цзянцзюнь поверил этим донесениям! Если бы эти послы были сейчас здесь, Ли Чи разорвал бы им глотки зубами, высосал бы их кровь…
Почему два лазутчика, разведывавшие эту дорогу в течение двух лет, дали ложные сведения? Неужели они были подкуплены даваньцами? Но ведь даваньцы не знали, что шэнбины придут в их страну! Ли Чи не мог найти удовлетворительные ответы на свои вопросы. Рассудок отказывал ему.
Он не мог знать, что, когда рисовальщики, а на самом деле — лазутчики, прибывшие в свое время вместе с посольством Яо Дин-ханя, интересовались этой дорогой, Кушак, рисовавший на камнях Саймалыташа разных животных, нарочно дал им неверные сведения. Да еще припугнул разбойниками, чтобы ханьцы не поехали проверять его слова. Люди из следующего посольства тоже не осмелились проехать по опасной тропе. Так и появилось ложное донесение послов об этой дороге.
Простодушный Кушак не мог и вообразить, какое значение будет иметь его выдумка. Ведь он всего-навсего хотел припугнуть послов Цинь, показавшихся ему подозрительными. Для того и придумал разбойников, орудующих на несуществующей тропе, якобы соединяющей Кугарт с Хайломой вдоль реки по узкому ущелью. Теперь его нехитрый поступок обернулся для ханьцев непоправимой бедой: больше половины их ослабленного войска оказалось в ловушке. И получилось так, что загнал шэнбинов в нее даваньский пастух Кушак. Такое редко удается даже прославленным предводителям, действующим при помощи опытных айгакчи[154]!
Не зная о проделке Кушака, удивлялся своей сравнительно легкой удаче и Чагрибек. Вопреки его ожиданиям шэнбины даже не попытались прорваться на настоящую дорогу. Неужели опытный, предприимчивый Ли Чи совсем растерялся?
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».