Тень Желтого дракона - [129]

Шрифт
Интервал

На пятнадцатый день работы по прокладке дороги Ли Чи известили, что на рассвете путь выведен в ущелье, где обнаружены кизяк и следы скота. Значит, оттуда можно выйти на кугартскую дорогу! Взвесив все, Ли Чи не стал посылать сотню на разведку. Не надо обнаруживать себя у выхода на большую дорогу! Иначе тысяча, даже две-три сотни даваньцев могут закрыть путь из каньона всему войску! Тогда тысячу раз прав окажется зарубленный сяовэй!..

Ли Чи готовился к прорыву со всеми предосторожностями: он вызывал нужных людей по двое-трое и велел им собираться под покровом ночи. Пуститься в путь предстояло на рассвете. Шатры до самой темноты оставались раскинутыми, чтобы даваньцы ничего не пронюхали.

Большие яркие звезды горного неба мерцали, посылая на Хайлому свои белые, холодные лучи. Огни, зажженные шэнбинами, мелькали меж беспорядочно раскинутых шатров и юрт, захваченных в свое время у хуннов. К шатру, где лежало около десятка больных и раненых, подошли четверо здоровых шэнбинов.

— Лекари велели вам выпить вот это! — сказал вошедший в шатер первым.

— Оставь, Жэн Чэ, потом выпью, — отозвался лежащий с краю.

— А, это ты, десятник? Получай от меня подарок!

— Что это? Лекарство или яд?

— Хватит болтать. Открывай свою пасть!

Жэн Чэ кинулся на раненого десятника и силой влил ему жидкость в рот. Тот старался выплюнуть яд, но от удара в живот вскрикнул. Яд прошел в горло.

— Каким ты был мерзавцем, таким и остался! Ведь я наказывал тебя за дело!

Шэнбины во главе с Жэн Чэ силой вливали яд в рот больным и тяжелораненым. Отравленные задыхались, стонали, произносили невнятные слова. В шуме голосов вдруг отчетливо послышалось:

— Меня покарало небо!.. Дух отца мстит за себя!.. Я убил своего отца!.. Отец, прости меня!..

Десятник-отцеубийца наконец затих. Постепенно замолчали и другие.

Когда в шатер ворвались убийцы, Ань-ши не было на месте, он вышел на самодельных костылях наружу. Он уже начал поправляться. Его рана была более легкой, чем у других, ютящихся в шатре. Войдя, Ань-ши ужаснулся. Два-три шэнбина в красном одеянии собирали вещи больных и раненых, а те молчали.

— Что вы делаете?! Дунь, Ли, почему молчите, бейте их палками!

— О, честный нунфу Ань-ши! И ты здесь?

— Да, и я здесь! Когда ты станешь человеком, Жэн Чэ?

— Ты этого уже не увидишь! Лучше выпей вот это! Все равно не доберешься до Поднебесной. Не мучай себя, не кради еду у здоровых. Пожертвуй собой за Сына Неба. На, пей! Душа твоя раньше наших достигнет подземного царства желтых источников!

— Я знал, что ты, Жэн Чэ, прирожденный «негодяй». Но не знал, что ты можешь поднять меч даже на своего товарища по десятке, делившего с тобой последнюю пригоршню риса.

Ань-ши повернулся к выходу.

— Куда ты?

— К сяовэю! Скажу, чем ты тут занимаешься!

Два «негодяя» набросились на Ань-ши и уволокли его в глубь шатра. Жэн Чэ, схватив его за горло, заорал:

— Ты думаешь, это мы сами? Нет, нам приказали! Больных и раненых невозможно увезти. Ты понял?

— Я сам… сам доберусь! — еле выговорил Ань-ши, стараясь освободить свое горло от рук Жэн Чэ.

— Все больные так говорят. Никому не хочется умирать!

Ань-ши весь напрягся и чуть отстранил руки Жэн Чэ.

— Пощади, Жэн Чэ! — умолял он. — Пожалей хоть моих малолетних детей. Они останутся сиротами!

— Отпустил бы тебя не ради детей, а за то, что ты благородный дурак. Но… если тебя не убью, то убьют меня самого…

— Жэн Чэ, зачем столько возни с ним? Начинает светать. Пора в путь! — упрекнул другой «негодяй», связывая снятую с мертвых одежду.

Жэн Чэ сел на грудь Ань-ши и, раздвинув ослабевшие руки несчастного, крикнул:

— Давай!

Его напарник нагнулся над головой лежащего и, разжав ему зубы, влил яд. Ань-ши, напрягшись изо всех сил, выплюнул жидкость.

— Кончай с ним! — послышался на пороге шатра хриплый голос третьего убийцы. — На, дай этим булыжником ему по башке. Ничего не случится, если приказ будет чуть нарушен! Кто сейчас будет разбираться, чем он убит?!

Спустя мгновение изо рта и ноздрей Ань-ши струей хлынула кровь и потекла по пальцам Жэн Чэ…

В других шатрах действовали такие же убийцы, как Жэн Чэ. Покончив с больными и ранеными, они сняли и уложили ненужные теперь шатры. Четверка Жэн Чэ направилась к последнему шатру. Его обитатели, заподозрив неладное, сильно встревожились.

— Лекарь велел вам выпить вот эту жидкость!

— Дай-ка сюда! — сказал раненый, вставая с места при помощи соседа.

Один из четверки, держа в руке лучину, протянул другую руку, чтобы передать раненому «лекарство». Тот кинулся на него и вонзил в бок кинжал. Лучина упала на землю. В темноте остальные убийцы ринулись к выходу. После того как принесли другую лучину, палачи вновь ворвались в шатер и прикончили мечами всех больных и раненых, спрятавших головы под рваные одеяла. Подсчитали: лежало восемь трупов, девятый — труп их соучастника, получившего кинжал в бок.

— Куда делись еще двое? — удивился Жэн Чэ.

В это время кто-то закашлял за его спиной, возле двери.

— Ну-ка, лучину сюда!

У выхода, крепко прижавшись друг к другу, стояли двое.

— Не убивайте нас! Это повар Сяо Тан! Он не ранен. Был немного болен, теперь здоров! Мужа уведу я сама! — умоляла шэнбинов Юй.


Рекомендуем почитать
Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири

Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.


Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.