Темные закрытые комнаты - [160]

— Хорошо, если будет случай, скажу.

— Простите, я доставляю вам столько беспокойства…

Она медленно пошла к выходу. Я запер за ней дверь, дернулся в свою комнату, погасил свет и лег. Но еще долго перед моими глазами стояли раскрытые папки с незаконченным романом Харбанса…

Когда, проснувшись утром, я открыл глаза, через верхнее световое окно в комнату заглядывало яркое, омытое дождем солнце. Со двора доносилось звонкое утиное кряканье и хлопанье крыльев. Не поверив своим ушам, я поднялся с постели и растворил окно. По двору и в самом деле возбужденно кружились две утки. «Кря-кря-кря!» Они вертели во все стороны своими полосатыми шейками, опускали к земле и вытягивали кверху ярко-желтые клювы, раскрывали и вновь складывали пестрые крылья. «Кря-кря-кря!»

Распахнув дверь комнаты, я замер на пороге. В кухне горела керосиновая печь, а рядом, нагнувшись над каким-то варевом, стояла Нилима. Со спины она показалась мне необычно худенькой. Ее волосы были туго стянуты в узел, отчего тонкая и длинная шея была обнажена до самого затылка. Завидев меня, она едва заметно улыбнулась, потом снова занялась своим делом. Я подошел к кухонной двери и остановился на пороге. Нилима опять повернулась ко мне, посмотрела в глаза.

— Дать тебе чаю? — спросила она с той же легкой улыбкой.

— Приготовь, будем пить вместе, — согласился я.

— Тогда иди в комнату, я сейчас принесу.

— Харбанс еще спит? — спросил я.

Она слегка наклонила голову и принялась мыть в кипятке чашки. Я вернулся к себе. На табурете возле моей постели все еще лежали раскрытые палки Харбанса. Я сложил листки, немного подумал, затем положил папки на стол. Через минуту вошла Нилима а чайным прибором в руках. Приготовляя чай, она не произнесла ни слова. Только отхлебнув несколько глотков дымящегося напитка, она наконец заговорила:

— Ты хорошо спал ночью?

— Заснуть было трудно, — ответил я, — а потом ничего.

Мы опять помолчали. На этот раз молчание нарушил я:

— Когда же ты приехала?

— Да вот только что, — откликнулась она. Потом добавила, что-то внимательно разглядывая в своей чашке: — Утром ко мне приезжал Сурджит.

— Вот как!

— У Шуклы ночью открылся сильный жар. В апреле или мае у нее должен быть ребенок, Сурджит очень беспокоится за нее. Сначала я не хотела приезжать, а потом подумала, что… Не подумала, а мне показалось, что… В общем, теперь я не могла поступить иначе.

— Ты молодчина, что сразу решилась на это, — одобрительно заметил я. И, помолчав, добавил: — Ей, бедняжке, досталось за эти два дня — она сильно переволновалась, но все сделала как надо.

— Я знаю, — тихо произнесла Нилима. — Мне все рассказал Сурджит.

— Так он все знал?

— Еще бы ему не знать! Когда ночью у вас разбился графин и Шукла пришла к тебе спросить, что случилось, он ведь…

— Что, не спал?

— Нет, не спал. Всю ночь не спал, бедняга. Ему тоже досталось: у Шуклы, когда она вернулась от вас, сразу началась рвота. Он всю ночь провозился с ней…

— Вот оно что!..

Я стал прихлебывать чай короткими, поспешными глотками.

— Выходит, что он лучше всех нас, — сказала Нилима.

Я молча пил чай.

Из соседней комнаты вперевалку, протирая заспанные глаза, вышел Арун.

— Мамочка, — пробормотал он, обняв мать за шею, — где я спал сегодня?

— В доме бабушки, сынок, — ответила Нилима. Она посадила сына к себе на колени и принялась ласково приглаживать его волосы.

— А как же я оказался дома?

— Это утки, они посадили тебя к себе на крылья и спящего перенесли сюда.

— Ой, где же мои утки?

Арун поспешно сполз с материнских коленей.

— Гуляют во дворе, сынок.

— Ага! Ага!

Арун радостно захлопал в ладоши и выбежал из комнаты.

— Это ты купила ему уток? — с любопытством спросил я.

— Да нет же, ничего я не покупала! Вчера вечером мы с ним ходили в Джантар Мантар[100], а на обратном пути нашли их на улице. Видно, кто-то купил на ужин по случаю рождественского сочельника и по дороге обронил. Они были привязаны друг к другу за лапки и так ужасно крякали. Я боялась, что они попадут под колеса. Решила поднять их. Мы все-таки немного постояли там — надеялись, что вернется владелец. Но так никто и не объявился, пришлось взять их с собой. А Аруну того и надо — играл с ними, пока не уморился. Ну и хорошо, что нашлась забава, а то бы он весь вечер плакал и просился к отцу…

Держа обеих уток под мышками, вошел Арун. Присмиревшие птицы напряженно смотрели перед собой круглыми глазами. В комнате мальчик выпустил пленниц на свободу, и они, захлопав крыльями, забились под кровать.

— Прекрасные утки, их хорошо откормили, — сказал я. — Ты, наверно, приготовишь их гостям на новогодний ужин?

Едва успел я договорить эту фразу, как Арун набросился на меня и принялся отчаянно молотить кулаками по моим коленям. Наконец, оставив меня в покое, он подошел со все еще сжатыми в кулак ручонками к Нилиме и решительно объявил:

— Пусть только кто-нибудь посмеет тронуть моих уток! Убью!

Нилима обняла его и прижала к себе.

— Не бойся, сынок, никто твоих уток не обидит.

— Тебя я больше не пущу к нам, — сердито сказал мне Арун, поблескивая глазенками. Тогда я рассмеялся, схватил мальчика за руки, притянул к себе и расцеловал в обе щеки.