Темные закрытые комнаты - [161]
Осмелев, утки вышли из-под кровати. Арун высвободил ручонку из моей ладони, снова взял птиц под мышки и с торжествующим видом вышел из комнаты, то и дело поглядывая на своих любимиц и ласково причмокивая губами.
Солнечный луч уже спустился со стены на пол. Я взглянул на часы и встал со стула.
— Пожалуй, мне пора, — сказал я. — Буду собираться.
Через минуту я был совершенно готов, Харбанс все еще спал.
— Разбудить его? — спросила Нилима.
— Нет, пусть отоспится как следует, — возразил я. — Он знает, что ты здесь?
— Нет еще. Я не хотела ему мешать. Но если хочешь, я его разбужу.
— Нет, нет, пусть отдохнет.
Вошел Банке, держа в руках корзину с овощами.
— Как, ты уже сходил на рынок? — удивленно воскликнула Нилима. — А деньги? Я даже не успела дать их тебе! Чем ты платил?
— Вчера младшая госпожа дала мне пять рупий, — с готовностью объяснил Банке, поставив корзину на пол и запустив руку в карман. — Я и вчера покупал овощи, потом лекарство для господина. Еще пачку сигарет для него же. Вот, осталось пять или шесть ан.
— Возьми их себе, — сказала Нилима. Она вышла в соседнюю комнату и вернулась оттуда с сумочкой в руках. Достав бумажку в пять рупий, Нилима протянула ее Банке. — Когда пойдешь к младшей госпоже, верни ей эти деньги.
Она посмотрела на меня.
— Может быть, сначала позавтракаешь?
— Господин Сурджит приглашал их завтракать к себе, — поспешил сказать Банке.
— Ист, нет, спасибо, я очень спешу, — ответил я. — Правда, у меня сегодня свободный день, но редактор просил зайти к нему в девять часов. Значит, важное дело. Пожалуйста, передай и Сурджиту мои извинения.
Весь предыдущий день я так и не смог встретиться со своим шефом. Когда я вернулся в редакцию после телефонного звонка Шуклы и разговора с Нилимой в доме ее матери на Хануман-роуд, он был занят какими-то делами и велел позвонить ему через полчаса. Но вскоре он и вообще куда-то уехал. Вечером я получил вторую редакторскую записку с приглашением зайти к нему для разговора в девять утра. И вот теперь я входил в его кабинет, раздираемый всяческими догадками и опасениями. Редактор что-то диктовал стенографисту. Сделав мне знак присесть и подождать, он еще некоторое время продолжал свое дело, а я рассеянно, с бьющимся от волнения сердцем озирался по сторонам. Когда стенографист вышел из кабинета, редактор положил локти на стол и сказал:
— Я слушаю.
— Вы велели мне зайти к вам.
— Ах да! — Он принялся перебирать листки своего настольного календаря. Что-то записав в нем, он снова обратился ко мне. — Собственно, мне хотелось сказать тебе только одно — за все это время ты представил мне единственный очерк. Разве ты не намерен продолжать такую работу? Прежде чем в народной палате начнется сессия, которая будет рассматривать бюджет, мне бы хотелось…
— Но вы еще не высказали мне своего суждения по поводу первого очерка, — прервал я редактора.
— Ах да, правда! Ну что ж, очерк прекрасный, — произнес он, несколько понизив голос. — Но ты, пожалуй, чересчур буквально воспринял мои слова. Я имел в виду нечто другое. В общем, конечно, получилось очень неплохо, хотя мне все-таки кажется, что ты все еще не отделался от своего поэтического настроя…
У меня отлегло от души — это был совсем не тот разговор, какого я опасался.
— Понимаю, о чем вы говорите, — сказал я. — Тот очерк был только первой пробой. Теперь я хочу написать вторую статью.
— Вот, вот! — Он слегка улыбнулся. — Ты изложи ее мне в общих чертах, я внесу ее в план номера.
Мысль моя лихорадочно заработала. Кое-что в моем мозгу уже обрисовалось во время вчерашнего разговора с Харбансом.
— Полагаю, — начал я, — что мне следовало бы пролить свет на деятельность некоторых наших учреждений, которые финансируются из-за границы…
— Каких же это учреждений?
— У нас есть организации, которые делают вид, будто занимаются вопросами литературы, искусства, культуры, а на самом деле втайне добиваются осуществления неких политических целей…
— Например?
Я назвал Центр индийской культуры.
Лицо редактора неожиданно помрачнело, он напряженно сплел пальцы обеих рук.
— Ах, ты имеешь в виду… — пробормотал он. — Но в данном случае это идет значительно дальше моих намерений. Дело принимает, так сказать, политический оборот… Я не говорил тебе, но ведь еще раньше там, наверху, уже шла речь о характере твоих политических комментариев. Поверь, я желаю тебе только добра, так что позволь мне дать тебе один совет — не нужно вмешиваться в подобные дела, это может принести вред твоим же собственным интересам. Честно говоря, мне уже намекнули, что тебя следовало бы отстранить и от репортажа по вопросам культуры и что лучше всего тебе работать в отделе «Последние новости»… Так что очень не советую тебе браться за такую тему. Кроме того, если иметь в виду политическое направление нашей газеты, я просто не смогу напечатать в ней твою статью. Если хочешь работать у нас, придумай что-нибудь другое. Ты понял?
С минуту мы молча сверлили друг друга оценивающими взглядами.
— Хорошо, я подумаю и потом скажу вам, — ответил я наконец.
— Вот-вот, подумай обо всем хорошенько и тогда приходи ко мне, — подхватил редактор. — Между нами, я должен сказать тебе еще одну вещь — только об этом никому. Ко всему прочему мне намекнули, что перед тем, как продвинуть тебя по службе, не худо было бы несколько дней хорошенько последить за твоей деятельностью в газете. Так что на будущее ты должен иметь это в виду.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.