Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса - [115]

Мы уже упоминали об интересе Карла к литературе и искусству. Такой интерес был большой редкостью среди королей франков как из его дома, так и из Меровингов. Забавно, но из двух династий, пожалуй, только головорез Хильперик I выказывал некоторую склонность к литературе. Карл, однако, компенсировал пренебрежение своих предшественников. Он собирал ученых людей со всего света: нортумбриец Алкуин, Петр Пизанский и Павел Диакон — самые известные имена среди них. Сначала почти все его ученые мужи были чужеземцами, но к концу его правления выросло поколение ученых франков, которых он всемерно поддерживал. Два его обращения — Epistola de litteris colendis и Encydica de emendatione librorum — объяснили его цель. Он жаловался, что адресованные ему письма аббатов и епископов верны по сути, но не верны в грамматике. И он даже выразил опасение, что духовенство недостаточно хорошо знает латынь, чтобы понять смысл Священного Писания. Поэтому он стал создавать школы в каждом монастыре для изучения латыни. Для обучения в них он призывал выбирать людей, которые имеют желание и стремление учиться и учить других. Постепенно, поддерживаемые Карлом, монастыри стали центром ученой мысли. Заботам великого короля и императора мы обязаны сохранением трудов многих классических авторов. Он постоянно требовал, чтобы старые тома, изрядно попорченные временем и «беззаботностью предков наших», переписывались и размножались. Каждый монастырь должен был сохранять несколько копий великих трудов и обмениваться ими с соседями. Он обращал особое внимание на книги Нового и Ветхого Завета, был шокирован обилием разночтений — что было следствием, как он утверждал, невежества переписчиков — и предложил Павлу Диакону создать новый лекционарий, тщательно исправленный, который будет использоваться во всех церквях. Карл Великий уделял внимание не только церковным книгам. Он собрал древние героические эпосы франков — можно предположить, ставшие прототипами таких трудов, как Песнь о Нибелунгах, — и приказал их тщательно записать и размножить. К несчастью, его набожный сын Людовик Благочестивый уничтожил бесценное собрание франкских поэм, составленное отцом, потому что посчитал их варварскими. Карл также засадил ученых за составление грамматики — латинской и немецкой. Они писали биографии и даже труды по светской истории. Именно ему мы обязаны неожиданным расширением и преумножением франкских хроник. Наши исторические источники до его времени весьма немногочисленны, скудны и скучны. После его восхождения на трон их стало намного больше, они стали полными и интересными. IX век, несмотря на все его потрясения, известен нам лучше, чем VIII.

Карл держал лучших ученых при дворе и обращался с ними как с друзьями. Устроившись в Ахене на зиму, наслаждаясь миром, он собирал их вокруг себя, чтобы обсудить самые разные темы, от астрономии до логики. В литературном кругу использовались классические имена. Алкуин называл себя Флакком, Карл — царем Давидом, другие ученые именовали себя Гомером, Мопсусом, Даметом и т. д. Их дискуссии зачастую были бесплодными, а иногда детскими, но целая группа ученых, обсуждающая какой-либо вопрос, — это было новое явление для христианского мира. Оглядываясь на непроглядный мрак VII века, мы находим двор Карла Великого средоточием света и мудрости. Это было обещание больших свершений в будущем, обещание, которое мы тщетно искали и не находили ни в одном из предшествующих веков.

В часы досуга Карл занимался не только литературой. Он был большим любителем музыки, как церковной, так и светской. Его очаровало григорианское пение, которое он слышал в Риме. Он даже привез с собой из Рима итальянских певчих, чтобы они научили священнослужителей севера благозвучной гармонии. Карл Великий также был строителем. В Ахене он возвел роскошный дворец для себя и великолепный собор. Дворец полностью разрушился, но сохранились остатки собора, по которым можно судить о степени развития романской архитектуры. Он так хотел сделать собор самым роскошным к северу от Альп, что, увидев, что местные рабочие не могут воплотить в жизнь его идеи, послал за древними колоннами и мрамором в далекий Рим и Равенну. Его собственный гроб был великолепным римским саркофагом, возможно привезенным из Италии. Он построил дворцы еще в двух австразийских городах — кроме Ахена — в Немегене и Ингельхайме. Карл был австразийцем до мозга костей и всегда предпочитал жить на земле своих предков. Он построил в Майнце мост длиной пятьсот ярдов — первый опыт инженерной мысли франков в сооружении такого рода конструкций. К сожалению, он был уничтожен огнем в 813 году и больше не восстанавливался. Другое инженерное сооружение — канал, соединивший Рейн и Дунай через их притоки Альтмюль и Редниц.

Для того чтобы описать все занятия Карла Великого на протяжении его долгой жизни и правления, потребуется не один том. Поэтому мы ограничимся тем, что скажем: прожив долгую насыщенную жизнь, он умер в своем любимом жилище — ахенском дворце — 28 января 814 года. Его похоронили в соборе, который он сам построил. Над его гробом была воздвигнута плита с его изображением и надписью SUB HOC CONDITORIO SITUM EST CORPUS KAROLI MAGNI ЕТ ORTHODOXI IMPERATORIS, QUI REGNUM FRANCORUM NOBILITER AMPLIAVIT, ЕТ PER ANN OS XLVII FELICITER REXIT («Под камнем сим покоится тело Карла Великого, правоверного императора, который царство франков расширил значительно, сорок семь лет счастливо им правил и умер в год Господень 814-й, седьмую индикцию, 28 января»). Это очень короткая эпитафия, учитывая великие дела, которые при жизни вершил тот, кто лежит под ней, но многословие — не признак величия. Память о нем сохранилась в сердцах его подданных. В устах всех народов, которые верой и правдой служили ему, его имя стало синонимом силы, мудрости и справедливости. Вся Западная Европа оглядывалась в течение семи веков на него, основателя Священной Римской империи, ставшей идеалом управления. Его фигура присутствует — хотя ее очертания часто размыты — во многих легендах и романтических поэмах Средневековья. Сто лет после его смерти люди верили, что он завоевал Испанию и Византию и дошел с оружием до Палестины. Он оставил очень сильное впечатление о себе, и все считали, что для него не было ничего невозможного. Возможно, идея о том, что его правление было чем-то вроде золотого века, возникла, в некоторой степени, благодаря контрасту с периодом несчастий и гражданских беспорядков, начавшимся после его смерти. Тем не менее привычка оглядываться на его время, как на период несравненного величия и справедливости, была не заблуждением. Она явилась признанием того факта, что он дал миру представление о новых возвышенных идеалах, которые не были известны при грубом правлении двенадцати поколений королей-варваров, равно как и в ранний период, когда мир был во власти железных цезарей Древнего Рима.