Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса - [112]

 — Последние годы и смерть Карла

Повествуя о нескончаемых войнах великого короля франков, у нас почти не было времени упомянуть о внутренних изменениях, которые он произвел в условиях и структуре королевства. Первое и главное — внедрение новой политической теории в управление западным христианским миром. В 800 году папа Лев III короновал его императором.

Мы уже ранее вскользь упоминали о том, что теория всеобщего владычества Римской империи продолжала существовать и после исчезновения реальной власти императоров в большинстве стран Западной Европы. Остгот Теодорих и франк Хлодвиг были горды признать себя первыми подданными константинопольского цезаря и принять из его рук, вместе с титулами, торжественные одежды. До середины VI века Галлия, Испания и Италия номинально входили в империю, и ситуация изменилась, только когда Юстиниан, пожелав вернуть под свою власть весь запад, заставил тевтонских королей для своей защиты обратить оружие против него. Затем Бадуила, Леовигильд и Теудеберт отказались от принадлежности к империи — с их монет и документов исчезло название империи. Последние практические следы связи с Римской империей были потеряны в Испании, когда солдаты Ираклия были вытеснены Свинтилой (623), и в Галлии, когда поддержка и средства Маврикия не смогли помочь претенденту Гундовальду (585). Тем не менее в умах представителей образованных классов еще осталась память о древней империи. Судя по трудам хронистов VII века, они не забыли старую теорию всемирного правления Рима. Испанский хронист VII века назвал восточноримские армии «солдатами республики». Подданные франкских королей в Галлии датировали свои письма константинопольскими индиктами.

В Италии, конечно, можно было не опасаться, что традиция единства христианского мира под властью императоров будет забыта. Ссылки на древнее светское и духовное главенство Рима являлись самыми весомыми из папских аргументов, когда Григорий или Захарий заявляли о своих правах западного патриарха или отвергали нечестивость дерзких лангобардов. Личные амбиции пап всегда приводили их к воспоминаниям о древней славе империи. Тщеславие деградировавшего населения Рима иногда находило выход в пустых заявлениях, что они, «римский сенат и народ», являются законными наследниками Августа и Константина, а константинопольский цезарь — всего лишь простой грек. Когда из-за разрыва между Львом Исавром и папой Григорием Рим практически ускользнул из рук восточного императора и итальянцы могли с легкостью утверждать, что Константин Копроним или Лев Хазар больше не имеют права использовать римский императорский титул. Недовольные итальянцы могли добавить, что, разумеется, Рим не перестал быть частью Римской империи, но титул императора покинул еретическую Исаврийскую династию и временно прекратил свое существование, а империя продолжает существовать — любая другая постановка вопроса для итальянца немыслима.

Итальянцы и в меньшей степени франки были искренне озадачены столь долгой продолжительностью аномального положения дел. Ведь шестьдесят лет императоры оставались еретиками и не поддерживали связь с Римом. Ситуация не улучшилась, когда Восточная империя стала на путь ортодоксии, но одновременно перешла в руки властвующей императрицы. Подобное было отвратительно для всех, кто помнил древний римский страх перед женщиной у власти. Сама Ирина получила корону в результате преступлений против собственного сына, а потому не только правовед, но и любой здравомыслящий человек должен был содрогнуться от одной только мысли о признании ее законной правительницей Рима. И ее истовая религиозность ничего не меняла.

На протяжении всего долгого периода ссоры между папами и исаврийскими императорами возникал вопрос о выборе отдельного августа для управления Римской Италией — тех районов полуострова, которые не попали в руки лангобардов. План не был исполнен в основном из-за противодействия пап. Но не был он и забыт. Теперь, когда большая часть Италии — и лангобардской, и римской — находилась под властью одного короля, которого любили и папы, и народ, было бы странно, если бы идея отказа от унизительной зависимости Рима от Константинополя не была извлечена из глубин памяти. Ведь пока существовал только один человек, носящий императорский титул — правитель востока, — папа и его итальянские современники не смогут избавиться от мысли, пусть неприятной, что, вероятно, он все же главный.

Можно предположить, что такие мысли едва ли беспокоили франкских вассалов Карла Великого, но для его итальянских подданных они были постоянным источником раздражения. Практически они все являлись вассалами франкского короля, но вместе с тем они не были уверены, что одновременно не остаются вассалами ненавистных цезарей из Константинополя.

Такие мысли, должно быть, появлялись у всех пап, занимавших Святой престол с 773 до 800 года. Представляется, что папе Льву III впервые пришла в голову идея о простейшем способе исправить ситуацию — объявить короля франков римским императором, а не римским патрицием. Конечно, варвар-август — решение беспрецедентное, но не более чем женщина — правитель империи. По-видимому, именно вид женщины на византийском троне — причем очень коварной женщины — подтолкнул итальянцев к окончательному разрыву с императорской династией востока. Их желание наверняка было хорошо известно Карлу, но, вероятно, он какое-то время уклонялся от такого решения проблемы. Не исключено, что он опасался ответственности, связанной с титулом, хотя, вероятнее всего, он не видел, каким образом этот высокий титул может быть дан ему законным путем. Он не понимал, кто или какой орган на западе может его дать, притом что константинопольский двор определенно этого не сделает и будет рассматривать принятие этого титула «варваром» как возмутительное оскорбление.