Темнота в солнечный день - [89]

Да и драки были тогда определенно гуманнее. Прямо-таки по старым рыцарским правилам. Стоило двоим сцепиться, как со всех сторон звучало ритуальное: «Двое дерутся – третий не лезь!» И ведь не лезли! Нарушителя могли отбуцкать и те, и эти. Нынче нравы, иногда толковали они между собой, изрядно подупали: и пнуть лежачего ничего не стоит, и сводить счеты кучей там, где раньше решалось бы честным поединком под привычный крик (драк на танцах, где кодла шла на кодлу, это, понятно, не касалось – святое дело, район на район).

Сенька мечтательно сказал:

– Вот смотрю я на этих, на дичь в Диком Лесу, – и малость с души воротит. Никакой девичьей гордости, никакой классики: «Умри, но не давай поцелуя без любви». Батуала как-то говорил, то ли шуткой, то ли не шуткой: если попадется такая, что глотку будет перегрызть готова, он с ней задружить постарается.

– А может, она будет такая, что у нее – Ромео? Для него и бережется.

– Кто ж его знает… – сказал Сенька. – Приборчик бы такой изобрели, что ли: синяя лампочка – шалава, желтая – верная чувиха, красная – просто чувиха высокого облико морале. Не жизнь была б, а песня… Помнишь, как Вика Торянина Батуале оплеуху засветила? По всему коридору звон пошел.

– Еще бы не помнить, – усмехнулся Доцент. – А была б лампочка – никаких проблем, сразу видишь., чего от нее ждать…

Стала у них в первой четверти восьмого учиться такая девочка Вика – девочка вроде бы на язык острая и не ломака. Вот Батуала и отправился в целях разведки в случае чего пострадать за коллектив – мамочка его все равно протолкнула бы в девятый, а в комсомол их с Доцентом не приняли еще когда. Оплеуха прозвенела на весь этаж, словно Батуала был не Батуала, а Железный Человек. А Вика обозрела ждавшую результатов эксперимента компанию и спокойно сказала:

– Вот так уж я привыкла, мальчики, – чтобы руки только на талию и только в танце…

Юмор ситуации в том, что на новогоднем вечере к ней первым кинулся приглашать Батуала, и она предложение приняла и проводить домой позволила. Очень скоро народ обнаружил, что сложилась новая постоянная пара (правда, по первости Батуале пришлось пройти через четыре драки, но этим его было не запугать). В спортлагерях в девятом и десятом они уже были неразлучны. Народ, обремененный здоровым жизненным цинизмом, первое время гадал: было или не было, но Батуала сразу предупредил: за такой вопрос бить будет долго и больно, и от него отступились, зная его бешеный нрав, когда, не устраивая публичных дискуссий, пришли к выводу, что что-то такое было: когда Вика уехала поступать в Шантарск (и уже не вернулась, попав по распределению куда-то на Урал), Батуала напился вусмерть и выстеклил все четыре витрины в киоске «Союзпечати» – хорошо еще, Доцент с Сенькой оказались поблизости и успели его утащить до того, как примечался патрульный «луноход». Да и после он, по общему мнению, пару месяцев вел себя как чокнутый – потом, правда, отошел и стал нормальным чуваком. (Кодла к тому времени уже усвоила, что любая школьная любовь – как призрак, сегодня она есть, а завтра растаяла. Переболеть нужно. Вот только один-единственный печальный пример… Шураня не вылечился.)

– Мы, конечно, Доцент, были не ангелы, – сказал Сенька. – Мы и сейчас ни с какого боку не они. Но чтобы девочек в кустах насильно вафлить и под ножом пугать, чтобы с ним ходила, – про такое и не слышали. Про шестнадцатую, правда, рассказывают, но мало ли что про эту шестнадцатую рассказывают… Ладно. Обещал баклан ставриде, что оформит в лучше виде… Да, а твоя Юлька сегодня во времянку придет? Уж Батуала такой концерт давать будет, и есть от чего нос задирать.

– Придет, – засмеялся Доцент. – Считай, будет факультатив по внешкольному времени школьников. Очень хочется девочке посмотреть, как взрослые вечеринки происходят.

– Ну, ты, чуть чего, заранее предупреди. Парочку финок в стол воткнем, разговор заведем, как позавчера пивной ларек на Черского подломили, а вчера мусора на Линейной попинали…

– Поди ты! – чуть не рявкнул Доцент. – Тут надо все наоборот… Я же ей обещал, что покажу таверну для джентльменов, а не блатхату какую-нибудь. Испугаешь девочку намертво.

– Да ладно, что я, дикий? Не понимаю, что ли, кого закадрили? Все будет в ажуре, и даже фуй не на абажуре…

– Твоя-то Женечка придет?

– Испугалась, – фыркнул Сенька. – Как я ни объяснял, что там соберутся одни джентльмены, не уговорил. На подругу Юльку ссылался для примера, говорил, что ты стихи читать будешь, – не помогло. Насмотрелась дурных кин про всякие хазы… Ну что ты хочешь – девочка домашняя. Это у тебя Юлька побойчее будет, они с Жанкой в их компашке заводилы… Скромненькая – спасу нет.

– Что, и погладить не дает?

– Ну, до такого монашества еще не дошло. Не так совсем чтобы уж очень, но скуповато. И на задний ряд не садится.

Лицо старого кента стало словно бы отрешенным.

– Ты знаешь, Доцент, – сказал он медленно. – А может, и не надо так уж этих неваляшек[39] торопить?

– Кто ж их в кровать-то тянет? И в мыслях не было. Сенечка, с твоей ведь легкой руки в эти приключения пустились…

– Да понимаешь, Доцент… Молчать умеешь?