Темная симфония - [9]

.

— Ты боишься? — прошептал он, частично вслух, частично в ее сознании. Хотя знал, что она не боится, и желал, чтобы она осознала, что они делают. Он не скрыл от нее способ их путешествия. Может, она и слепая, но осведомлена больше, чем кто-либо другой, кого он знал.

Антониетта радостно рассмеялась.

— Как я могу бояться, Байрон? Я с тобой. Я не собираюсь спрашивать, как ты это делаешь, пока мои ноги не окажутся в безопасности на земле, — она ответила ему так честно, как могла. В ее сердце царило дикое возбуждение. Если она действительно боялась, то это было незаметно. Летать в небе было мечтой, фантазией, ставшей реальностью. Ее детские мечты о полете были такими яркими, что она часто думала, что парит по ночному небу. — Как бы мне хотелось увидеть панораму. — В ее голосе были печальные нотки, которые она не могла скрыть, и ей стало стыдно, что он услышал это. — Я хотела, чтобы у тебя было время, чтобы описать мне ее.

— Есть способ показать тебе то, что вижу я, — его сердце заколотилось. Как только мужчина заметил это, то позволил ему найти ритм ее сердца. Соединиться с ним, сердце с сердцем.

Хватка Антониетты вокруг его шеи стала сильнее. Впервые она уткнулась лицом ему в горло. Он смог ощутить ее теплое дыхание, и его тело напряглось в ответ. В ожидании.

— Что ты говоришь? — теперь заколотилось ее сердце. Он мог сотворить чудо. Исцелить. Услышать зов о помощи через бушующее море. Нырнуть глубоко в мутные волны и вытащить с глубины тонущего мужчину, вынести его в безопасное место. Лететь по ночному небу, одновременно неся двух взрослых людей, словно они весили не больше маленьких детей. Но она не осмеливалась надеяться на невозможное.

Ее голос был тихим, но ее губы прижимались к его коже. К его пульсирующей жилке. Тело Байрона горело в огне, дрожало от желания и голода. Она, казалось, не замечала его реакции. Он сражался с всепоглощающей потребностью его вида, отвернувшись от нее, от соблазна, который она из себя представляла. Он не мог ответить ей с удлинившимися клыками и телом, страстно жаждущим ее.

К счастью, они приблизились к великолепному палаццо. Байрон сосредоточил все свое внимание, чтобы определить местоположение каждого человека. Он просканировал виллу и окрестности. Последствия жестокости все еще вибрировали в воздухе, но если другой заговорщик и бросился обратно на виллу в попытках найти списки грузов или сокровища семьи Скарлетти, то либо он уже успел сделать это и его давно здесь нет, либо он был в своей постели, притворяясь спящим. Байрон не смог обнаружить внутри стен присутствие врага.

Члены семьи мирно спали в своих постелях. Весь дом, казалось, и не подозревал о нападении на Антониетту и дона Джованни. Подозрение закралось в его сердце.

Глава 2

Байрон не опустил дона Джованни и Антониетту вниз, пока не оказался в комнате старика.

— Должно быть, сигнализация отключена, — сказала Антониетта. — В противном случае она бы среагировала на злоумышленников. Как они вошли? Как ты вошел?

— Не так, как они, — ответил Байрон с абсолютной убежденностью. — На данный момент в палаццо нет никого постороннего.

— Ты не можешь этого знать, — заметила Антониетта. — В доме более сотни комнат. Они могли спрятаться, где угодно. Ты даже не проверил офис.

— Я успею прошерстить все позже, только для того, чтобы посмотреть, были ли они там. Сейчас же в доме нет никого чужого, только твоя семья в своих постелях, — терпеливо повторил Байрон. — От пребывания в холодной воде и на промозглом ветру дон Джованни замерз. Температура его тела упала до предельно низкого уровня. Да и ты сама отправляйся в свою комнату и прими горячую ванну, Антониетта, — сказал он, его голос стал резким и отрывистым, поскольку он начал растирать пожилого человека. — Ты дрожишь от холода.

— Я не в том настроении, чтобы получать приказы, — возразила Антониетта. Ее зубы выбивали дробь, хотя она отчаянно старалась остановить их. Она промерзла насквозь. — Дон Джованни мой дедушка и моя ответственность.

— Тогда не лишай его чувства собственного достоинства, — голос Байрона стал таким мягким, словно черный бархат. И заставил ее вздрогнуть.

Антониетта сделала шаг назад. На мгновение в ее горле встал комок, грозясь задушить. Ее глаза наполнились слезами, хотя она не плакала уже много лет.

Его пальцы крепко сжали ее подбородок.

— Я не хотел быть таким грубым, но у меня мало времени, чтобы проделать все необходимое. Если я обидел тебя, мне искренне жаль. У твоего дедушки очень слабый пульс, а сопротивляемость низкая, даже с моей, оказанной чуть ранее, медицинской помощью. — Он склонил свою голову к ее. Дотронулся своим ртом до ее. Легко, как перышко, вскользь. Она ощутила его прикосновение всем своим телом, вплоть до кончиков пальцев. В центре ее живота образовался жар. На минуту Антониетта потеряла способность ясно мыслить и не смогла вспомнить, почему ей так хочется заплакать.

— Потому что кто-то пытался убить тебя и твоего деда, — ответил он за нее. — Кто-то отравил его и, скорее всего, тебя тоже, а также дал вам обоим снотворное. Ты устала и замерзла, а я ответил тебе так грубо. Любой бы на твоем месте заплакал, Антониетта. Давай иди, я пригляжу за доном Джованни, пока ты принимаешь горячую ванну и согреваешься в постели.