Темная река - [71]

По воскресеньям Хелька смотрела, как выбритые, аккуратно одетые солдаты, топая подкованными ботинками, высыпали из ворот казармы. Она искала глазами Хенека в длинных колоннах, когда солдаты с песнями шли в кино, — и напрасно. А фамилии она его не знала. Несколько раз Хелька даже заговаривала с солдатами в шапках с синими ободками, но те не смогли сказать ей ничего конкретного, зато давали понять, что лучше не искать ветра в поле, а переспать с кем-нибудь из них. И Хелька решила поехать к Станкевичам. Может, Бронка получила от Хенека весточку?

Бронка приняла ее почти враждебно, на вопросы отвечала невнятно. Кончилась их былая дружба и откровенность.

— Ты знаешь, что Хелька приезжала разузнать о Хенеке? — сказала брату Бронка, едва за Хелькой закрылась дверь.

— Глупости говоришь, — ответил он внешне равнодушно, но его снова обожгла ревность. — Зачем он ей?

— Откуда я знаю?..

— А ты тоже не можешь его забыть? И что это вы все за ним бегаете? Что ты в нем нашла, Бронка? Парень как парень.

— Он не похож на других.

— Это о каждом можно сказать. Я тебе советую выкинуть его из головы. Солдаты — народ непостоянный.

— Хенек не такой.

— Много ты понимаешь! Я Хельку знаю уже столько лет, а видишь, что она выкидывает? Помоложе ей захотелось! Не буду им мешать. Поеду к ней и поговорю окончательно.

— Не надо, Зенек! Стыда не оберешься…

— Поеду!

Через несколько дней он поехал в Люблин и там на перроне столкнулся с группой солдат, сходивших с варшавского поезда. Среди них был Хенек, вместе с товарищами он тащил ящик. Заметив Зенека, он подошел к нему, улыбнулся, они пожали друг другу руки.

— Вы в Люблин или из Люблина? — спросил Хенек.

— Только что приехал.

— В город идете? Мы можем пойти вместе. — Он отошел, поговорил с молодым хорунжим и возвратился. — Хорунжий разрешил мне идти отдельно. Поговорим.

Станкевич заметил, что здесь Хенек не был таким робким и молчаливым, держал себя весьма свободно.

— Это хорошо, пан Хенек, так как я, между прочим, и к вам имею дело.

— Ко мне? — покраснел Хенек. — Может, пани Броня… получила мое письмо?..

— Не знаю. Девушки скрывают такие вещи. А вы всерьез о ней думаете, пан Хенек?

— Не знаю…

— Впрочем, это ваше дело, я просто так спросил. Я к вам по другой причине. — Он с минуту смотрел на парня, нервно подергивающего винтовку за плечом.

Отряд солдат шел посредине мостовой, разбрасывая ботинками в разные стороны снег и распевая песню о девушке, которая не хотела ждать солдата, а он потом вернется, и сердце у нее защемит…

— Я хотел бы поговорить с вами о Хеле, — сказал Зенек.

— О какой Хеле? — искренно удивился солдат и посмотрел на Зенека вопросительно. — Я не знаю никакой Хели.

— Вы встречали ее у нас, помните? Это моя невеста.

— А-а! Но ведь… поверьте мне, пан Станкевич, честное слово… я даже с ней не разговаривал! Ведь это ваша невеста.

— Вот именно потому, что она моя невеста, я и хотел с вами поговорить. К вам я не имею ни малейших претензий, речь идет о ней.

— Я слушаю.

Солдаты пели теперь, что не обидят девушку, так как она сирота.

Зенек с минуту шел молча, слушал слова песни.

— Видите, я калека. Уже двенадцать лет. Был в партизанах.

— Я знаю. О вас мне рассказывали в деревне.

— Я уже устал… постарел…

— Что вы говорите! — возразил Хенек убежденно.

— Ну, может, я еще и не стар, но, во всяком случае, старше вас… Хелька за вами бегает! — выдавил он наконец из себя.

— За мной? Пан Станкевич, это какая-то ошибка! Ведь я…

— Я уже сказал: к вам у меня нет никаких претензий. Разве вы виноваты, что нравитесь бабам? Бронка влюблена в вас по уши, а теперь и эта втрескалась…

— Бронка? Пани Бронка?

— Да. Ну с ней вы сами разбирайтесь. Речь идет о Хельке. Я хочу, пан Хенек, чтобы вы мне помогли.

— Если только смогу.

— Она делает все, чтобы с вами встретиться. Была даже у Бронки, хотела узнать вашу фамилию. Но вы мне поможете?

— Если только смогу, — повторил солдат. — Провались я на месте, пан Станкевич, если я дал хоть какой-то повод… Мне очень неприятно!

Шагавшие по мостовой солдаты изливали теперь в песне тоску по родному дому, жаловались на тяжелую и горькую солдатскую судьбу.

— Дело не в том, дали вы повод или нет… Я прошу вас встретиться с ней. Сделайте это для меня. Я хочу ее проверить, вы понимаете меня?

— Понимаю.

— Потом вы мне все расскажете — все, чего она хотела, что говорила. А если… если между вами что-то будет… ну, вы понимаете… то тоже скажете мне. Вам, может, трудно это понять, но я хочу полной ясности.

— Хорошо, пан Станкевич, я помогу вам, хотя, честное слово, ничего не понимаю. Все как-то внезапно…

— Встретимся, когда у вас будет побольше времени, я тогда все объясню. Наверняка вы меня поймете. Вы человек толковый.

Липовая улица поднималась круто вверх. Солдаты перестали петь. Временами они посматривали на товарища, шедшего свободным шагом рядом с хромым мужчиной. Некоторые знали Станкевича.

— Хенека шурин.

— Брат той, у которой ребенок…

— Окрутят нам Данусю, ей-ей…

— Получит бабу с приданым…

Зенек засопел, убавил шаг. Хенек шел рядом молча.

— Как вы собираетесь поступить? — нарушил наконец молчание солдат.

— Просто скажу ей вашу фамилию, и пусть делает что хочет.