Темная река - [70]

Но все оставалось по-прежнему, и он уходил еще более очарованный, но по-прежнему терзаемый противоречивыми чувствами.

Она также ждала первого слова с его стороны. Несколько раз Бронка перехватывала его недоброжелательный взгляд, направленный на Ханю, и временами сама смотрела на дочку со злостью. Ожила ненависть к Весеку. Неужели ее будущее действительно беспросветно? Неужели она должна прожить всю жизнь с кривоногим Тымеком? В такие минуты она мысленно прощалась с Хенеком и давала себе слово, что скажет ему обо всем прямо, ничего не скрывая.

Однако, когда он приходил, Бронку охватывал страх. Она отвечала улыбкой на его робкую улыбку и с волнением следила за его движениями. Ей очень хотелось, чтобы он взял малышку на руки, поговорил с ней, как Зенек, как Тымек…

Снег толстым слоем еще лежал на полях, когда Хенек пришел сообщить, что завтра уезжает. У Бронки перехватило дыхание.

— Если вы позволите, я напишу вам, пани Броня.

— Хорошо. Я ведь уже согласилась.

— Я давно хотел с вами поговорить, но все как-то не получалось…

— Можем и сейчас поговорить. — Бронка сосредоточенно смотрела на шапку, которую он вертел в руке, и ждала, что, может, хоть теперь он скажет что-то такое… что-то такое, от чего мир станет более светлым. — Ну так говорите.

— Теперь уже нет смысла. Я уезжаю. Может, уже никогда не увидимся. Вы выйдете замуж за этого Сороку…

— Вы как-то сказали, что все имеет смысл, а теперь говорите совсем другое. Я не пойду замуж за Сороку.

— Почему? Жизнь есть жизнь. Мы не всегда можем делать то, что хотели бы, порой все получается наоборот. До свидания. — Он подошел к ней, взял ее слегка дрожавшую руку, поднес к губам и поцеловал. — Всего вам доброго, пани Броня.

Он стоял задумчивый, с какой-то болезненной улыбкой, потом вынул из кармана шинели резиновую куклу.

— Отдайте это Хане. Ничего другого подарить, к сожалению, я не в состоянии. Вы знаете, каково в армии. — И он улыбнулся виновато.

Бронка, вертела куклу в руках, кукла под ее пальцами слегка попискивала. Она переводила взгляд с Хенека на куклу и обратно и вдруг схватила его за руку, притянула к себе и крепко поцеловала. Он впился в ее губы. Тело ее обмякло, дыхание стало коротким и прерывистым. Она изо всех сил прижималась к нему, гладила его по кудрявым волосам, потом расплакалась. Тихонько всхлипывая, она жаловалась ему на судьбу.

В комнате заплакала Ханя. Утирая по дороге глаза, Бронка пошла к дочери. Хенек стоял посреди кухни. Ощущение счастья целиком охватило его.

Она принесла малышку, еще заспанную, розовую. Хенек подошел, взял Ханю на руки. Он держал ее неумело, осторожно, потом прижал к себе и поцеловал.

* * *

На следующий день Бронка стояла вместе со всеми и смотрела, как солдаты грузят на автомашины ящики с боеприпасами, улыбаются людям, машут руками знакомым, поторапливаемые окриками капралов.

Увидела она и Хенека. Он нес в руках большой алюминиевый котел. Хенек улыбнулся Бронке, а она вынула из кармана резиновую куклу и показала ему. Он остановился на минуту и снова улыбнулся. На глазах людей они не осмелились заговорить друг с другом.

Потом Бронка видела сквозь слезы, как автомашины, взбивая пушистый снег, тяжело поднимались в гору, в сторону шоссе. Солдатам махали все, махала и она. Ветер донес обрывок песни:

Уходил, говорил, я об этом знаю хорошо,

Что вернешься, а может, и нет.

Потом мелодия потерялась в шуме ветра, утих гул моторов. Люди медленно разошлись по домам.

Возвратившись домой, Бронка пошла в хлев и, прислонившись лбом к стене, долго плакала. Резиновая кукла в ее руках тихо попискивала.

После отъезда солдат Тымек почувствовал себя более уверенно. Снова он почти каждый день приходил к Станкевичам и просиживал у них до ночи. Однако Бронка не обращала на него ни малейшего внимания, а когда он спросил ее о чем-то, ответила весьма нелюбезно.

Зенек только качал головой.

* * *

В конце зимы вернулся Генек, немного поправившийся, порозовевший. Он показывал всей семье рентгеновские снимки. Родные ничего в них не понимали, но одобрительно кивали головами — они любили Генека и искренно радовались улучшению его здоровья. Рядом с ним Галина забыла о своих печалях, ходила веселая, щебетала, как девчонка. Об учебе не вспоминали.

Вскоре после своего возвращения Генек вступил в партию. Бронек сиял, старик Станкевич только качал головой. Впрочем, Генек не изменился — как и раньше, был приветлив и доброжелателен к людям. Только с Зенеком поговорить но душам ему не удавалось.

Зенек хмурился все больше, ко всему относился скептически. О намеченной свадьбе с Хелькой он говорил неохотно; если спрашивали, отвечал, что еще не знает, получится ли что из этого. В ответ наиболее дотошным лишь раздраженно пожимал плечами.

Генек поехал в Люблин узнать, есть ли возможность продолжить прерванную войной учебу, и вернулся сияющий: будет учиться! Галина вновь загрустила.

* * *

Хелька почти ежедневно появлялась около казарм на Липовой улице — высматривала Хенека. Она не могла сама себе объяснить, почему ее тянуло к этому парню. Видела его лишь пару раз, а думала о нем с каждым днем все больше. Ей так приглянулся застенчивый солдат с лицом херувима, что она забыла о Зенеке, забыла, что назначила свадьбу на пасху.