Темная река - [68]

— Ну что вы говорите… — пробормотал солдат.

Бронка смотрела на него с интересом.

* * *

Однажды ночью он приснился Бронке, — наверное, потому, что она часто о нем думала. Вежливый, неразговорчивый Хенек чем-то отличался от всех парней, которых она до сих пор знала. Бронке очень хотелось его увидеть. А собственно, зачем? Он побудет здесь немного и поедет дальше. Так к чему все это?

Когда она замечала на дороге солдата, то всматривалась в него: не Хенек ли это, случайно? Несколько раз Бронка встречала капрала, который кланялся ей издалека, видела и других, которые были на танцах, — всех, только не Хенека.

Встретил его Зенек. Они поздоровались за руку и с минуту стояли молча. Солдат, как всегда, покраснел.

— Зашли бы как-нибудь к нам, — предложил Зенек. — Поговорили бы.

— Времени нет. Служба!

— Другие же ходят.

— Да, это правда. Спасибо, зайду.

Вечером он пришел, поздоровался, поцеловал женщинам руки, чем покорил старуху Станкевич, и умолк, не знал, с чего начать разговор.

— Вы из города будете или из деревни? — прервал молчание отец.

— Из города… собственно, из местечка… Несколько тысяч жителей.

— Скучно в деревне, а?

— Нет, почему? — Он смущенно мял шапку в руках.

— В армии давно? — продолжал расспрашивать Станкевич.

— Осенью минул год.

— Скоро домой?

— Не знаю, — пожал плечами парень. — Когда отпустят…

— Я тоже, дорогой мой, в армии служил, еще тогда, в двадцатом году. Знаю, что это такое.

— Вам нравится наша деревня? — вступил в разговор Зенек.

— Красивая, большая.

— А девушки как? Красивые?

— Да… — Хенек бросил быстрый взгляд на хлопотавшую в кухне Бронку, увидел ее стройные ноги, а потом, когда она несла на стол яичницу, высокую грудь и смуглое лицо.

Зенек принес бутылку водки. Парень сначала отказывался, но в конце концов все же выпил и покраснел еще больше. Все чаще он стал посматривать на Бронку, напряженно размышляя. Правда, он не видел здесь того кривоногого, но не было сомнений, что маленькая девчушка, вертевшаяся под ногами, — дочка этой красивой женщины. Хенек почувствовал себя неловко, взглянул на нее, она поймала его взгляд и улыбнулась. Как это понимать? Он всегда думал, что деревенские женщины очень стыдливы, а эта поглядывает на него и улыбается…

Хенек вышел от них поздно вечером, чуть пошатываясь. Провожал его Зенек, приглашал заходить еще.

Родители хвалили парня, говорили, что симпатичный, вежливый… Мать даже всплакнула в фартук, что забрали, мол, парня из дома и неизвестно, что его еще ждет…

Бронка молчала. Когда на другой день пришел Тымек, она была с ним неприветлива, как раньше, не слушала, что он ей говорил. Но Тымек привык уже к смене ее настроений. Он разговаривал с Зенеком и отцом, играл с малышкой, ушел, однако, раньше, чем обычно. Мать накинулась на Бронку.

— Чего ты добиваешься? Мучаешь Тымека, не разговариваешь с ним… Кто тебя возьмет с ребенком?

— Не ваше дело! В советах не нуждаюсь!

— Уже один раз сама себе насоветовала!

Дочь повернулась к матери со злым лицом, с минуту смотрела на нее, словно хотела что-то сказать. Когда мать вышла, Зенек спросил сестру:

— Нравится тебе этот солдат, а, Бронка?

Она отвернулась:

— Какое тебе дело?

— Никакого. Но солдат сегодня здесь, завтра там, а Тымек всегда на месте. Впрочем, не забывай о Хане. Парень он молодой, наверное, моложе тебя. Захочет ли взять тебя с ребенком?

Слезы потекли у нее по щекам. Отвечать было нечего — Зенек был прав. Однако, когда Бронка подумала, что станет женой Тымека, что-то сдавило ей горло. Она, пожалуй, самая красивая в деревне девушка, должна выйти за кривоногого Тымека, над которым все смеются? Ее охватило жгучее чувство обиды и ненависти к Весеку, потом перед глазами возникло лицо Хенека, его робкая улыбка…

* * *

Приближение пасхи заставляло Зенека как-то странно волноваться. Когда он обещал Хельке, что женится на ней, до праздников было еще далеко и в нем теплилась подсознательная надежда, что что-нибудь случится, что-то помешает… Между тем пролетали недели, месяцы, и дело шло к тому, что придется выполнить обещание.

Хеля часто к ним заходила. Родители, кажется, полюбили ее, а Бронка — наверняка. Не раз они подолгу шептались по углам о своих женских делах.

Сбылась наконец мечта Генека — он поехал в санаторий в Закопане. Присылал оттуда длинные письма, хвалился, что дело обошлось без операции, что состояние его легких явно улучшилось, и если дальше так пойдет, то, может быть, ему даже удастся закончить прерванную войной учебу.

Галина долго плакала над этим письмом, потом в резких выражениях ответила ему, чтобы не думал ни о какой учебе, так как у него есть хозяйство и работа. Чего ему еще надо?

Галина почувствовала здесь опасность для себя. Она никак не могла представить себе Генека образованным. Сейчас она ему нужна, а что будет, когда он вылечится, закончит учиться? Зачем ему простая деревенская женщина? Не найдет, что ли, себе другую, более молодую? Ведь она старше его…

Старик Щежай, когда она прочитала ему письмо, обрадовался: его сын будет образованным человеком, будет что-то значить среди людей! Сбудется мечта его жизни…

А Генек писал, что наводил справки в Ягеллонском университете в Кракове и в Люблинском университете и ему ответили, что зачтут годы довоенной учебы. Галина читала эти письма и плакала.