Темная река - [10]

Зенек сидел неподвижно, прислонившись к стене. Он был бледен, так и не произнес ни единого слова. Отец и мать пообещали молодым, что придут обязательно.

Потом поговорили о том о сем, как требовал обычай, и они ушли — впереди разрумянившаяся, как пион, Иренка, а за ней плечистый, коренастый, багроволицый Стах.

Дрожащими пальцами Зенек свертывал самокрутку, не слушая, о чем говорят в избе. А говорили, как обычно в таких случаях, о приданом, о свадьбе, о том, что старому Бенясу придется раскошелиться, но средств у него хватит — не бедняк.

— Пойдешь? — спросила Бронка, которая относилась к нему лучше других сестер.

Он очнулся от дум:

— Куда?

— На Иренкину свадьбу.

В избе стало тихо. Все напряженно смотрели на него, даже отец. Он оглядел обращенные к нему лица.

— Конечно, пойду. Почему же не пойти? Хотя танцор из меня неважный… — попробовал пошутить он.

И пошел. В костеле стоял прямо, слушал, как под сводами эхом отдавались слова ксендза и молодых:

— Я, Станислав, беру себе тебя, Ирена…

А потом:

— Я, Ирена…

У него потемнело в глазах, загудело в ушах.

— …и что не оставлю тебя до самой смерти…

Затем они поцеловались. До конца церемонии Зенек почти ничего не видел и не слышал. Как во сне, он поцеловал Ирене руку, прикоснулся губами к щеке Стаха.

А потом пил — пил много, как никогда раньше. Пил, и водка ударяла ему в голову… Он смотрел на беседовавших гостей, на улыбающиеся, жующие рты, наливал самогон и снова пил. Стах уже тогда гнал самогон. Для своей свадьбы приготовил его, кажется, две бочки.

В другой комнате, как тысяча чертей, ревел оркестр, и те, кто был помоложе и побойчее, пошли танцевать. Все закружилось, затопали десятки ног.

— Здравия и согласия!.. — кричали. — Горько!

Стах неловко целовал Иренку в губы. Зенек наливал себе стакан за стаканом. На минутку около него присела Галина:

— Не хлещи так. Свалишься — тогда стыда не оберешься.

Он даже не взглянул на нее и, видимо, не услышал. Галина наконец оставила его в покое и пошла танцевать с каким-то парнем. Она была старше Зенека и уже в годах. Недурна собой и работящая, а вот замуж выйти почему-то не удалось. Галина не признавалась, что мечтала выйти замуж, но каждого парня жадно провожала глазами.

Отец, захмелев, громче других кричал:

— Горько, горько!..

И снова Стах оборачивался к Иренке.

Сначала люди пробовали заговаривать с Зенеком, но он не отвечал, и его оставили в покое. Кто-то даже шепнул довольно громко: зачем это Станкевичи привели с собой своего придурка?

Зенек ничего не слышал. У него перед глазами стояла красная морда Франчука рядом с лицом Иренки. А жена Беняса вносила все новые и новые блюда.

— Ешьте, дорогие гости, ешьте, — приговаривала она. Но Зенек не ел, только пил. Рядом с ним уселся старый Балабан, мясник и торговец свиньями. Он никогда не упускал ни единой возможности напиться до потери сознания. Несмотря на большие заработки, старик ходил оборванный, как нищий. Взрослые дети стыдились его, жена бросила его и уехала в Люблин. Руки у Балабана были золотые, ему не было равных в приготовлении колбас и других мясных изделий, поэтому его всегда приглашали на свадьбы и крестины. Он сразу же, в самом начале веселья, напивался, сваливался где-нибудь в углу и спал до утра, никому не мешая.

Балабан пока был лишь наполовину пьян и говорил разумные вещи.

— Пьешь, Зенек… — не то утверждая, не то спрашивая, произнес он.

Зенек не ответил. Может быть, вовсе не слышал вопроса.

— Пей, сынок, пей, водка — это хорошая штука!

И тут же хриплым голосом старик запел о том, что водка-де лучше, чем девушка, потому что никогда не изменит.

Зенек повернулся к нему. Он долго смотрел слегка помутившимися глазами на склоненную седую голову соседа и наконец, как бы только сейчас заметив его, спросил:

— Это гости пели, Роман?

— Спеть тебе еще раз? Могу, только налей, а то у меня в горле пересохло.

Они наполнили стаканы, подняли и внимательно посмотрели мутноватую жидкость на свет. Единым духом выпили, разом крякнули.

— Могу спеть! Почему не спеть? Водка лучше…

— Перестаньте!

— Сам не знаешь, чего хочешь. То пой, то не пой… — Пьяный Балабан был настроен необычно дружелюбно и благодушно.

— Горько! Горько! — кричали гости, жадно глядя, как Стах, обнимая жену, все более страстно впивался ей в губы. Рычали от удовольствия, радостно похлопывали себя по коленям и громко гадали, сколько детей будет у этой пары.

Матеуш пил наравне со всеми. Однако голова у него была крепкая, выпитый самогон не слишком на него подействовал. Он также часто провозглашал тосты за молодых и гостей, но, когда увидел облокотившегося на стол Зенека, отодвинул стакан и долго глядел на побледневшее лицо парня. Потом придержал за рукав проходившего мимо Станкевича:

— Людвик, смотри, парень твой напьется.

— Пусть пьет. Взрослый уже! — Пьяный Станкевич становился агрессивным и не терпел возражений. До сих пор еще ходили легенды, как молодой Людвик разгонял вечеринки и свадьбы, если ему кто-нибудь наступал на ногу. Свою Розальку тоже себе завоевал, расправившись со всеми претендентами на ее руку. Ей предсказывали печальную жизнь. Однако Людвик остепенился, занялся хозяйством, был хорошим, хотя и не очень внимательным мужем. Когда он был пьян, прежние причуды иногда возвращались к нему, но никто бы не мог сказать, что он напивался слишком часто.