«Текущий момент» и другие пьесы - [13]
Слышен треск материи, звон разбитого стекла, вой сигнализации, крики энтузиазма…
АЛЬБЕРТ. Зачем же так? Я же всё это вам и привез!
ВОЖДЬ. Простите их. Бедность, голод…
ФЕМА (высовываясь из-за отцовского плеча). Тяжелый социальный фон!
АЛЬБЕРТ. Что?
ВОЖДЬ. Правая Рука!
ПРАВАЯ РУКА. Я здесь.
ВОЖДЬ. А надо, чтобы ты был там!
Правая Рука исчезает вслед за людьми племени.
Не беспокойтесь. Правая Рука умеет восстанавливать порядок.
АГУНЯ. Это нам только дай.
ВОЖДЬ. Мама! (Альберту.) Прошу ко мне, мой прекрасный белый друг. Можно, я буду называть вас другом?
АЛЬБЕРТ. Да, конечно!
ВОЖДЬ. Прошу!
Направляются к хижине Вождя. Фема тоже хочет войти.
ВОЖДЬ. Фема!
ФЕМА. Да, папа!
ВОЖДЬ. Когда говорят мужчины, женщин нет.
ФЕМА. Я тихонечко посижу… Меня как будто не будет.
ВОЖДЬ. Нельзя
Фема топает ногой и убегает.
ВОЖДЬ. У вас есть дети?
АЛЬБЕРТ. Нет.
ВОЖДЬ. Ну что же… Прошу!
Альберт входит в хижину.
АГУНЯ (вслед). Какой милый.
ВОЖДЬ. Да.
АГУНЯ. Только очень худенький.
ВОЖДЬ. Мама! Можно помолчать? (Входит вслед за Альбертом.)
АГУНЯ. А что я такого сказала?
В хижине вождя.
АЛЬБЕРТ. Меня зовут Альберт. (Застенчиво.) Родители назвали меня так в честь Альберта Швейцера, великого миссионера.
ВОЖДЬ. А меня родители назвали Гого. Просто так, чтобы было легче выговорить.
АЛЬБЕРТ. Мы живем на той стороне реки.
ВОЖДЬ (уточняет). Там, где карачуры.
АЛЬБЕРТ. Кто?
ВОЖДЬ. На той стороне реки живут карачуры. Маленькое вредоносное племя. Мы их едим.
АЛЬБЕРТ. Что?
ВОЖДЬ. Мы их едим. А они нас.
АЛЬБЕРТ. Да. Я понял. Я знаю, что вы едите друг друга.
ВОЖДЬ. Это жизнь.
АЛЬБЕРТ. Да, но есть другие возможности. Собственно говоря, я как раз поэтому сюда и приехал.
ВОЖДЬ. Я вас слушаю.
АЛЬБЕРТ. На той стороне реки, гораздо дальше, чем… э-э- э…
ВОЖДЬ. Карачуры.
АЛЬБЕРТ. Да. Там, еще через несколько лун ходьбы… обитает много разных народов. Мы живем друг с другом в мире — и предлагаем вам войти в нашу семью.
ВОЖДЬ. Это прекрасно.
В хижину всовывается голова Фемы.
ФЕМА. Папа, смотри! (Влезает в хижину вся.) Правда, здорово?
На ней — мешок с прорезанными дырками для головы и рук. Альберта она как будто не замечает.
ВОЖДЬ. Очень красиво.
ФЕМА. Я сама придумала! (Кружится и исчезает с визгом.)
АЛЬБЕРТ. В этом мешке была мука.
ВОЖДЬ. А?
АЛЬБЕРТ. Какой милый ребенок!
ВОЖДЬ. Вся в маму.
АЛЬБЕРТ. Кланяйтесь ей от меня…
ВОЖДЬ. Маму съели.
АЛЬБЕРТ. О господи! Карачуры?
ВОЖДЬ. Нет, ее съели свои. У нас тут — бывает…
АЛЬБЕРТ. Примите мои соболезнования.
ВОЖДЬ. Ну что вы. Это было очень давно. И потом — я их всех тоже съел. И детей их съел.
АЛЬБЕРТ. Как?..
ВОЖДЬ. Вас интересуют подробности?
АЛЬБЕРТ. Нет!
ВОЖДЬ. Ну и правильно. Так продолжим. Вы говорите: войти в вашу семью.
АЛЬБЕРТ. Да.
ВОЖДЬ. И большая семья?
АЛЬБЕРТ. Сотни миллионов человек! (Поясняет.) Очень много.
ВОЖДЬ. Заманчиво…
АЛЬБЕРТ. Но войти туда можно только на наших условиях! ВОЖДЬ (вставая). Запомните сами и передайте вашим братьям: Народ Цапли никогда не поддастся на диктат!
(Садится.) Говорите ваши условия.
АЛЬБЕРТ. Прежде всего — прекращение людоедства. В этом давно нет никакой необходимости.
ВОЖДЬ. Пожалуйста, не называйте нас людоедами.
АЛЬБЕРТ. Но.
ВОЖДЬ. Это называется — человекоядение. Древняя, освященная веками традиция. И потом, мы не только людей едим. Рыб едим, птиц, крокодилов. Что поймаем, что и едим.
АЛЬБЕРТ. Но человек — не пища!
ВОЖДЬ (мягко). Вы просто еще не пробовали.
ФЕМА (появляясь снова). Папа! Смотри!
У нее в руках пузырек с зеленкой. Она проводит крышечкой по руке — на руке остается зеленая полоса — и визжит от счастья. Потом сажает зеленую точку себе на нос, скашивает к точке глаза — и снова визжит.
АЛЬБЕРТ. Это — лекарство. Им мажут царапины, чтобы они быстрее проходили. У тебя есть царапины?
ФЕМА. Ага. Вот! (Показывает.)
АЛЬБЕРТ. Ну-ка, дай сюда пузырек. (Вождю.) Можно?
Вождь кивает. Альберт осторожно смазывает ранку на ее ладони. Фема начинает ойкать; Альберт берет ее за руку и дует на ранку.
Ну-ну-ну, ничего-ничего. Сначала поболит, а потом перестанет.
ФЕМА. А у меня еще есть царапина. (Задирает платье, демонстрируя симпатичный животик.) Вот! ВОЖДЬ. Фема!
ФЕМА (возмущенно). У меня царапина!
АЛЬБЕРТ. Где?
ФЕМА. Вот тут. Вот. Помажь. (Альберт осторожно мажет указанное место.) А подуть? (Альберт дует.) Сначала поболит, а потом перестанет?
АЛЬБЕРТ. Да.
Фема глубоко вздыхает и выскакивает из хижины. Альберт некоторое время смотрит ей вслед.
ВОЖДЬ (напоминает). Вы приехали сюда, чтобы вывести нас из тьмы веков. АЛЬБЕРТ. Да-да.
ВОЖДЬ (уточняет). На светлую дорогу будущего…
АЛЬБЕРТ. На нее.
ВОЖДЬ. Это трудный путь. Но давайте попробуем.
АЛЬБЕРТ. Благодарю вас!
Протягивает руку. Вождь берет ее в свою и несколько секунд щупает, рассматривая.
ВОЖДЬ. Какая у вас мягкая рука…
Темнеет. Слышны звуки ночи — скрип стволов, шелест листвы, уханье птицы. Потом — далекие крики травли, потом чей-то смертный крик — похоже, что человеческий. Потом — светает. И снова крик, но уже — крик младенца.
ЖЕНЩИНА (успокаивая младенца). Это кто плачет? Это Дудо плачет. У Дудо болит животик. Бедный Дудо, бе-едный. У всех детей болят животики, да-да-да. А вот мы погладим животик, погладим, и он не будет болеть, не будет.
Новая повесть Виктора Шендеровича "Савельев» читается на одном дыхании, хотя тема ее вполне традиционна для русской, да и не только русской литературы: выгорание, нравственное самоуничтожение человека. Его попытка найти оправдание своему конформизму и своей трусости в грязные и жестокие времена — провалившаяся попытка, разумеется… Кроме новой повести, в книгу вошли и старые рассказы Виктора Шендеровича — написанные в ту пору, когда еще никто не знал его имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Те, кто по ту сторону телеэкрана составляет меню и готовит все это тошнотворное, что льётся потом из эфира в несчастные головы тех, кто, вопреки еженочным настоятельным призывам, забыл выключить телевизор, сами были когда-то людьми. Как это ни странно, но и они умели жить, творить и любить. И такими как есть они стали далеко не сразу. Об этом долгом и мучительном процессе читайте в новой повести Виктора Шендеровича.
Считается элегантным называть журналистику второй древнейшей профессией. Делают это обычно сами журналисты, с эдакой усмешечкой: дескать, чего там, все свои… Не будем обобщать, господа, – дело-то личное. У кого-то, может, она и вторая древнейшая, а у меня и тех, кого я считаю своими коллегами, профессия другая. Рискну даже сказать – первая древнейшая.Потому что попытка изменить мир словом зафиксирована в первой строке Библии – гораздо раньше проституции.
СОДЕРЖАНИЕРудольф Итс — Амазонка из ДагомеиВиктор Шендерович — Страдания мэнээса ПотаповаДжеймс Хедли Чейз - Капкан для Джонни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)