Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930 - [262]

Наконец, вопрос ТРАМа. ТРАМ – явление новое. По ТРАМу имеется очень небольшая литература, но все же имеется. Существуют статьи в журналах, апологетизирующие ТРАМ, как, например, статьи Петровского[1436], или «за ТРАМ», что составляет стенограмму прошлогодней конференции. ТРАМ – это явление, к которому можно подходить как к проблеме, которую нужно изучать. Не случайно, что мы тут заслушаем большой доклад Соколовского[1437], руководителя этого ТРАМа. Я скажу больше. Тут говорилось об изучении театра для детей. Совершенно верно – это нужно. Но для этого нужны специалисты. Если это нужно, если вы дадите оклады и т. д., то давайте искать специалистов на это дело.

Еще один момент фактический. Вы говорите, что мы уделили внимание парижскому строительству, но не уделили внимания строительству театра Пискатора в Берлине. Видимо, вы не совсем хорошо осведомлены. Когда шел вопрос о парижском строительстве, то этот вопрос касался Пигаль, нового театра по последнему слову техники. Другое дело – подходит он для нас или нет. Я думаю, что нет. Что же касается изучения театра Пискатора, то ведь это только проект, который надо изучать, а театра как такового не существует. Есть дрянное здание на Нолендорф-плац, такой же системы, что Коршевский театр, т. е. самый отсталый. Но Пискатор дал сложные конструктивные постановки, которые надо изучать не в нашей Комиссии, а в Комиссии режиссерской. Существует, правда, проект Гропиуса[1438], который будет служить предметом изучения Комиссии строительства театральных зданий, т. е., вероятно, мы этому проекту уделим внимание.

В итоге я думаю, что вчерашний день Театральной секции не очень блистателен, но в этом повинны не только ее члены, но также и то, что она дважды переживала реорганизацию в течение короткого времени. Надо говорить прямо о темпах. Я считаю, что весьма удачным моментом является то, что мы уже сейчас поставили вопрос о руководстве Театральной секции и изменили его в корне, а также поставили вопрос о производственном плане на будущий год в отношении его подготовки. Это я считаю большим достижением. Театральная секция, понимая недостатки своей работы, приступила к реальному <планированию> работы на будущий год. Это лучшая самокритика, это лучше, чем ругаться между собой на нескольких заседаниях.

Председатель. Поступило предложение установить регламент.

<Л. Я.> Гуревич. Тут Роберт Андреевич предложил, чтобы комиссии высказались в лице своих представителей за себя. До сих пор этого не было. Может быть, до обсуждения ряда принципиальных вопросов было бы желательно это предложение осуществить?

Председатель. Не знаю, нужно ли выделять.

Пельше. Я хотел ответить товарищу Волкову. Когда я говорил о докладчиках, то я не хотел взять под подозрение мотивы, по которым перечисленные товарищи делали свои доклады. Я хотел только своим замечанием характеризовать случайную идеологическую и методологическую пестроту наших работников.

Председатель. Голосую. Кто за то, чтобы сократить время выступающим на 5 или на 10 минут? Большинство за 10 минут.

<Н. Л.> Бродский. Целый ряд недоразумений был бы быстро развеян всеми говорившими, если бы они имели в виду работу Театральной секции за истекший год только в двух ее частях: во-первых, в той отчетности, которая имелась в ваших руководствах, и, во-вторых, в том производственном плане, который нами составлен. Наша работа основывалась именно на сознании определенного ряда недугов в этой работе, и мы наметили средства исцеления нашего болезненного состояния. Из совокупности этих двух частей сложилась наша работа. Здесь правильно указывалось на то, что наш театроведческий фронт находится в худшем положении, чем какой бы то ни было еще из научных факторов. Кроме блестящих мыслей о драматургии и о некоторых специфических вопросах театрального искусства, данных в работе Плеханова[1439], кроме некоторых превосходнейших по фундаментальности работ Фриче, не говоря уже о товарищах, которые здесь сидят и которые касались в своей практике западно-европейских театров, у нас не имеется, по существу, того, что имеется уже давно на наших других фронтах. Поэтому, когда указывают, что в наших работах, в наших отчетах не видят хребта, говорят, что мы работали без руля и без ветрил, то я отвожу это не как недоразумение, а как незнание того, что было у нас нашей секцией в этом году <сделано>.

Говорят о примиренчестве. Хотел бы я, чтоб товарищ Маца присутствовал на наших заседаниях, где люди занимались такой умственной физкультурой, после которой выходили не с одним десятком синяков на мозговых оболочках. Не о примиренчестве надо говорить, а нужно говорить об обратном, о глубочайшем перевороте, который совершился в недрах Театральной секции, чем, в частности, Театральная секция обязана приходом новых членов, которые влили целый ряд чрезвычайно заостренных тез, заостренных положений, которые в общем в высшей степени оздоровили наше бытие. Руководители нашей секции достигли в итоге этого года, после поистине кровавых схваток и боев, того положения, которое нельзя охарактеризовать как «без руля и без ветрил». Театральная секция приведена в некоторое равновесие, каждый поставлен на свой участок, как солдат, каждому дано определенное задание, и я определенно заявляю, что повороты, которые были в нашей секции, были чисто идеологические. Они не закончились, и приток в нашу среду новых, свежих марксистских сил еще резче поставит вопрос о необходимости еще <жестче> ставить некоторые проблемы.