Театр ужасов - [79]
– Всю зиму ждали клиентов, – сказал он, – ждали и дождались. Пришла весна, получили по носу… – И вдруг: – А что, бригадир, может, водки накатим?..
Я достал бутылку из холодильника.
– Эркки, пиво будешь?
– О, давай! Ты принес? Молодец. Очень кстати… Водки я совсем не хочу, и так на взводе, а вот остудиться пивком самое то будет…
Я давно не пил, задумался… Он налил Кустарю с четверть стакана водки. Кустарь приподнялся, ловко выпил залпом и снова лег. Все это было проделано быстро, пластично, не отнимая от лица пакета со льдом.
Пакет подтекал, вода, мешаясь с кровью, стекала по щекам на шею и дальше убегала ручейками вниз, пачкая лежанку. Эркки подал ему еще салфетки. Кустарь небрежно отирался, бросал салфетки на пол, приговаривая: «Назвался гвоздем – получай по шляпке». Мы с Эркки переглянулись, он кисло улыбнулся.
– Поддержишь?.. – он приподнял бутылку. – Skål!
– Нет, я сейчас на автобус. Привезти чего из города?
– Ничего не надо. Все есть.
Через неделю мы сидели в мастерской Кустаря, примеряли на мне костюм «Нептун 2.0». Был он намного легче первой модели, надевался легко – я сам, наверное, справился бы, но Эркки заботливо мне помогал, все проверял, а я ему рассказывал о своих мрачных настроениях, скитаниях по городу, сказал, что ходил в «Рулетку». Эркки только крякал, выражая свое изумление. Кустарь, полулежа в раскладном кресле, все еще сильно гнусавя, направлял его руки советами – где подтянуть, с чего начать – и щелчками мышки включал музыку. Они крутили гранж девяностых – музыка, которую я зарекся слушать, но не мог же я им сказать, чтоб они вырубили ее. Эркки говорил: «Во-во, давай эту оставь», – «Да, да, наша музыка», – говорил почему-то Кустарь, покачивая головой и потягивая свое домашнее вино. Они были достаточно пьяными, чтобы не особо обращать внимание на мои ламентации. Эркки даже пропустил мой рассказ о том, что я встретил в баре С., и мои представления о ней, он ничего не сказал на это, хотя мог бы, наверное, потому что они встречались, она сказала, что видела Эркки, они разговаривали… О чем? Мог бы мне сказать, что встречал ее, но до сих пор не сказал, и теперь отмалчивается, любопытно, почему он насупился, когда я о ней сказал… Меня пробрал холодок подозрения, ревности…
Я сказал, что видел Феликса.
– Да не может быть! – воскликнул Эркки, и мне его восторженность показалась притворной (наверняка и его видел).
– Да, у дверей «Рулетки».
– Ого, как романтично! Я тоже его видел.
(Так я и думал.)
– И мне не сказал.
– Да забыл. Старею!
– Кого-нибудь еще видел?
– Вроде никого…
– Представляешь, он предлагал мне работу.
– Какую? Жиголо?
– Нет, почему? Он же на фабрике троллей пашет…
– Что за чушь! Он клеит баб на паромах. Он – жиголо.
– Да ты что!
– Конкретно тебе говорю. Он весь в фитнесе и шведках, он – альфонс конченый. У него совсем крыша потекла, он повернулся на внешнем виде и даже выступал в «Спарте».
– Что такое «Спарта»?
– Это клуб бодибилдеров. Там они и кучкуются. Ты что, с луны свалился?
– Господи, какая дрянь! Так называться должен клуб мазохистов, где уставшие от жизни денди последовательно и концептуально себя изничтожают.
– Не в этом мире.
– Вот, значит, что он предлагал мне – жиголить шведок…
– Да, конечно. Памперинг, массаж, интим, эскорт, быть компаньоном по путешествию, так сказать…
– Господи, каких же страшных баб, должно быть, он клеит, если мне предлагал включиться. Он сказал: у нас хорошо платят… У нас! Это что, целая организация?
– Мафия. Ты таких вещей не знаешь… ты меня удивляешь.
– Мне, конечно, льстит, что он считает меня для этой роли подходящим…
– Ха! Там шестидесятилетние тетушки в основном. Для них ты еще тот огурчик.
Кустарь ухмыльнулся и пробормотал:
– Слушаю вас и тихо офигеваю.
– Он и мне предлагал, не раскатывай особо, – сказал Эркки.
– Шестидесятилетние зажиточные скандинавки. Как это в его стиле! И все же в моих глазах он пал гораздо ниже, чем я думал. В работе на фабрике троллей больше романтики, в этом есть вызов, протест, извращение, моральный мазохизм, издевательство над собой и своими принципами. Идеология может быть очень сексуальной, когда принимаешь чуждую тебе, омерзительную идеологию, ты подчиняешься, выполняя ее заказ, и в этом что-то есть. Тебе не кажется?..
– Да, конечно, – соглашался со мною Кустарь, – об этом, собственно, весь мой театр!.. Подтяни вон там!
– Где?
– На его правом боку, на талии, вот тут, да…
– Да нормально вроде… – Эркки подергал меня справа за хлястик, затянул ремешок на одну дырочку туже. – Не знаю, может быть. Только в случае Феликса нет никакой идеологии. Пойми, чувак. В его жизни все просто: бабло надо качать, а богатые бабы – это бабло, а значит, его надо выкачивать из них, вот и все дела. Никаких моральных конфликтов. Из шведок он выкачивает больше, чем делал бы на фабрике троллей. Банальная калькуляция. Гораздо приятней сопровождать богатую датчанку в ее путешествии по норвежским бухтам и лагунам, купаться с ней в ваннах, тереть пятки в банях, заниматься с ней сексом на хиттах-дачках в норвежских горах, чем сидеть где-то в Питере на отшибе и строчить в ЖЖ всякую дрянь…
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Новая книга Андрея Иванова погружает читателя в послевоенный Париж, в мир русской эмиграции. Сопротивление и коллаборационисты, знаменитые философы и художники, разведка и убийства… Но перед нами не историческое повествование. Это роман, такой же, как «Роман с кокаином», «Дар» или «Улисс» (только русский), рассказывающий о неизбежности трагического выбора, любви, ненависти – о вопросах, которые волнуют во все времена.
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.