Театр ужасов - [78]
Они долго спускались, топали нескладно… громко охали, матерились…
– Ах ты, бедолага… вот так досталось тебе… ну держись, Кустарёк, держись, боец…
Я принял его и помог лечь на нары. Кровь заливала шею…
– Ебени-фени, здравствуй, бабушка!.. – стонал гнусаво Кустарь, устраиваясь на лежаке.
– Ну и шишак! Кажется, сломан нос, – сказал я.
– Запросто!.. Да уж… очень может быть, – говорил Эркки, подавая мне аптечку.
Я нашел ибупрофен, налил воды, дал Кустарю, он выпил, завалился, попросил бинтов или тряпки какой-нибудь, я дал салфетки. Эркки пыхтел и отдувался, отмываясь, сначала снял куртку, резиновый нагрудник, рубаху, помыл руки по локоть, а затем разделся по пояс и намывал шею, грудь, громко фырча, по его пузу текла красная вода.
– Уфф, ну и дела!.. Ох, и голову тоже… – И под кран поставил, капли летели во все стороны. – Ну вот, – сказал он, садясь на стул рядом с лежаком Кустаря, – фу, еле доползли… весь в мыле… – Обтираясь, он пересказывал бой. – Обычная игра, все шло как всегда, и вдруг Кустаря снесло. Слышу громкий хлопок. Думаю, да вы гоните! Это ж что за ружье? Не наше точно…
– Пневматика.
– Глухой мощный хлопок. Какой-нибудь магнум после апгрейда.
– Факт.
Эркки вытерся, натянул свитер и вдруг как рявкнет:
– Ебаный хардбол, смотри! – Вынул из кармана и шмякнул с размаха свинцом о стол: плоская пуля. Показал дыру в маске. – Видал?! Эх, дурень, не вдел пластины…
– К едрене ваши пластины, бригадир, не помогло бы…
– Помогло бы, немного да помогает… Эх ты!..
– Хардбол полюбасу хардбол.
– Он ему всадил в упор. Я в десяти шагах стоял. Смотрю, выскакивает и в упор в харю! – Эркки задыхался, то ли от возмущения, то ли запыхался, а то и все вместе. – Это уже слишком. Это уже… Еле доползли, он был вообще никакой.
– Глубокий нокаут… грогги!
– Лежи теперь, лежи…
– А что вы сюда приползли? Почему не в мастерской? Проще…
– Нет, нет, мы теперь профсоюзную фишку разыграем, – сказал Эркки, и они наперебой заголосили, будто при мне репетируя:
– Да, командная игра. Все видели, что творится в поле.
– Это недопустимо. Надо ставить вопрос ребром.
– Нет, правда, ну сколько можно: то битой, то вот это…
– Я уже вызвал Шпалу… Все ему выскажем… Нужна вся команда…
– Коллектив.
– Надо скорей их поймать… Кто этот щенок, который стреляет в человека вот так? Хардбол! Твою ж мать!
– Штраф ему, а мне премиальные! – крикнул Кустарь и заржал дурным голосом. – Мне премиальные причитаются… да, бригадир?
– Да, да, конечно… О том и речь… Всем казематом надавим, чтоб силу нашу почуял… Где его леший носит? Наруби льда, – сказал он мне и снова взял рацию: – Алё, Шпалик, казематы вызывают Шпалика… Где мой мобильный? Я его наберу… Алло, Шпалик?
Я сказал, что вот только видел его.
– Да? Что ж он… А вот… Прием! Шпалик, ты? Говори! А кто это? Лутя, ты? Где брат? Он мне срочно… Да не отвечает по рации… Ах, у Хозяйки… А, ну, ясно… Слышь, увидишь его, напомни, чтоб в казематы заглянул, тут срочное дело. Кустаря подстрелили… Пулей, блядь, подстрелили! Хардбол! Блядь, я сказал срочно, пока эти раздолбаи не уехали, намылить им загривки по полной! Что за нахуй!.. Бросил, вот сопля! Трубку бросил…
– Он уже знает, – хитро сказал Кустарь, – Шпала-то уже знает, вот и прячется у Хозяйки. Не хочет решать этот вопрос.
– Думаешь?
– Пуф! А ему оно надо? В принципе, рабочая ситуация. Такое ты разруливать должен.
– Я?
– А кто ж…
– Он!
– А по его понятиям – ты.
– Тьфу! – Эркки в сердцах пнул ногой чей-то ботинок.
– Потому собрать всех ты должен, и всем миром его давить… наставлять… сейчас дадим по себе палить, завтра он в положняк это дело введет, еще и рекламку даст: хотите по зомбакам из хардбола шмалять, милости просим. Нет, я, конечно, в последний раз в поле вышел, на хуй все, ухожу лабиринт чинить, до свидания, там все сгнило, мать его, но я уйду – другие пойдут, добровольцы, только свистни по каменоломням и коплям, придут…
– Не, ты гонишь, Кустарь. Никто на хардбол не подпишется.
– Вот увидишь, и за меньше, чем мы получаем…
– Не…
– Да бригадир, с кем ты споришь. Я людей знаю: на органы себя за гроши пускают, а тут – ха, подумаешь, ему в рыло звезданули: тьфу! Полежит с полчаса и снова в поле.
Я отбил большой кусок льда, вынул из ящика и разбил его на мелкие кусочки. Эркки все еще бурчал:
– Повесил трубку, сучонок… А этот, наверное, уродке отлизывает…
– Факт, под юбкой спрятался. Хе-хе-хе!
Эркки снова взял рацию и попробовал вызвать Шпалу, тот не отвечал, он выругался и собрал несколько кусков льда в пакет.
– Накось, – сказал он, вкладывая пакет со льдом в ладонь пострадавшего, – приложи, братуха. Во как тебе досталось… Ну и ну, малявки. Чего ждать от таких удальцов!
– Маленький мальчик купил пулемет – больше в деревне никто не живет, – сказал Кустарь, они оба посмеялись.
Эта взвинченность, переход от боли к ярости и от ярости к смеху – это состояние мне было очень знакомо, и я не хотел в него входить, я смотрел на них, и мне было не смешно. Эркки был весь в крови. Кустарь был весь в крови. Носком о пятку он сдирал с себя ботинки. Ботинки падали… сперва один шмякнулся, затем другой грохнулся так, будто весил несколько килограммов. Салфетки намокли и развалились, он их стряхивал с пальцев прямо на пол, негромко ругаясь. Он не носил носков. Его голые ноги были разодраны, волдыри на пальцах, страшная, в трещинах, грубая белая кожа на пятках. Ох, таких ног я давно не видел. Этот человек на себя совсем махнул рукой. А ведь не такой старый…
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Новая книга Андрея Иванова погружает читателя в послевоенный Париж, в мир русской эмиграции. Сопротивление и коллаборационисты, знаменитые философы и художники, разведка и убийства… Но перед нами не историческое повествование. Это роман, такой же, как «Роман с кокаином», «Дар» или «Улисс» (только русский), рассказывающий о неизбежности трагического выбора, любви, ненависти – о вопросах, которые волнуют во все времена.
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.
Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.
Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.