Тайные учения Тибета - [52]

— Из ваших слов можно заключить, что вы избрали «прямой путь» (путь мистиков). Разве ваш наставник не говорил вам о подстерегающих на этом пути опасностях, разве не по доброй воле подвергаетесь вы тройному риску: болезни, безумию и смерти?

— Трудно, — продолжал лама, — совершенно избавиться от иллюзий, рассеять мираж воображаемого мира и отрешиться от верований в химер. Знание истины (буквально «праведное зрение», лицезрение истины) — драгоценная жемчужина, и за нее приходится дорого платить. Существует множество способов достигнуть трахпа (внешнее освобождение, духовное просветление). Может быть, ваш способ менее примитивен и жесток, чем путь того, кого вы жалеете, но я уверен, и ваш путь несладок. В противном случае он ничего не стоит. Теперь идите в свою палатку. Если захотите меня видеть, можете прийти завтра днем.

Было бесполезно настаивать. Высказанные ламой мысли выражают мировоззрение почти всех тибетских мистиков.

Я молча поклонилась и отправилась в свой лагерь.

На следующий день я опять навестила Рабджомса Гьятцо, и в течение нескольких дней, пока я еще оставалась в этой местности, мы подолгу с ним беседовали. Ламу едва ли можно было назвать ученым, но во многих вопросах его суждения отличались глубиной, и я считаю свою встречу с ним большой для себя удачей.

Разумеется, не следует принимать на веру все страшные россказни налджорпа об обряде тшед. Тем не менее ощущение пожираемого заживо у совершающих обряд молодых монахов и случаи их гибели — далеко не редкость. Помимо только что рассказанного, мне известны еще два или три таких же случая, когда — совсем как Рабджомс Гьятцо — духовные наставники несчастных учеников-налджорпа отказывались открыть им глаза на субъективный характер их ощущений и таким образом избавить их от страданий. Кроме того, как я уже говорила, многие учителя-ламы сами убеждены, что далеко не все эти ужасные переживания вполне субъективны.

По преданию, творцом драматической инсценировки тшед и его ритуальных текстов был некий лама Падма Ригдзин, глава секты «Великое завершение», живший около двух столетий тому назад. В 1922 году мне довелось побывать у его преемника, вернее, у того самого Падма Ригдзина, в соответствии с тибетскими верованиями много раз умиравшего и рождавшегося вновь, всегда занимая престол гомпа Дзогсчен.

Монастырь возвышается на окраине северной пустыни среди дикой унылой местности. Такой ландшафт, вполне естественно, должен придавать воображению монахов мрачное направление.

Оказалось, однако, что мой любезный хозяин Падма Ригдзин не имел ни малейшей склонности к меланхолии. В его уме своеобразно сочетались интересы коммерсанта-дельца с самыми ребяческими вкусами. Он долго меня расспрашивал об Индокитае и Бирме, осведомляясь о статьях импорта и экспорта в этих странах. Ему хотелось, главным образом, узнать, можно ли выписать оттуда павлинов для пополнения своей небольшой зоологической коллекции.

Но вдали от роскошных покоев ламы в маленьких уединенных домиках ютились монахи, их сосредоточенные лица и таинственные повадки вполне гармонировали с окружающим пейзажем.

В специально построенных для этих целей обителях и подвизались анахореты, соблюдавшие самые суровые правила затворничества. Они не имели никакого сношения с внешним миром. Некоторые из них стремились развить в себе сверхнормальные психические способности, другие пребывали в состоянии мистического созерцания, по символу веры их секты, приводившего спасающихся к духовному озарению.

С незапамятных времен монастырь Дзогсчен славится как центр обучения эзотерическим тайным методам духовного совершенствования.

Те, кто постиг скрытый смысл тшед, могут обходиться без инсценировки обряда. Он сводится для них к безмолвной медитации. В процессе ее они должны мысленно переживать все перипетии трагедии. Вскоре и это упражнение в свою очередь становится бесполезным.

И все-таки воспоминания ли о далеком времени ученичества или другие, только им известные соображения побуждают некоторых из гомштенов иногда собираться и совершать обряд тшед коллективно. Тогда священнодействие превращается в своеобразное мистическое торжество: отправляющие обряд ламы празднуют свое духовное освобождение.

Мне выпала редкая удача видеть, как некоторые из этих подвижников Кхампа — высокого роста, в живописных маленьких юбочках из простой ткани респа, с заплетенными в косу волосами до пят — плясали под звездами на вершине нашего мира и затем погружались в состояние глубокой медитации. Так и заставало их восходящее солнце — сидящими в позе Будды: оцепенело выпрямившись, со скрещенными ногами, опущенными долу глазами, точно каменные изваяния.

Это было незабываемое зрелище.

В начале этой главы я упоминала о демонах-охотниках за «дыханием жизни». В Тибете о них можно услышать очень много.

По тибетским верованиям, некоторые из этих дьявольских созданий ведут кочевой образ жизни, и, постоянно подстерегая добычу, сами похищают «дыхание» живых существ. Но есть и другие — обитающие постоянно в определенной местности. Эти оседлые демоны довольствуются последними вздохами умирающих, доставляемыми им по их заказу. Обязанности посыльных исполняют специальные лица, мужчины или женщины, но бессознательно, действуя в состоянии транса.