Тайные учения Тибета - [54]

Самье очень долго служил резиденцией для могущественных лам. Основание секты «Желтых шапок» и господствующее положение ее членов как представителей официального духовенства постепенно снизили значение монастыря. Между тем другие общины ламаистов, принадлежащие, как и Самье, к секте «Красных шапок», оказались более стойкими в борьбе со своими противниками. Следовательно, полный упадок знаменитого «монастыря Падмасамбхавы» был вызван еще и другими причинами. На некоторые из них проливает свет история, но многие склонны объяснять разорение гомпа Самье и непреодолимое наступление на него пустыни действиями оккультных сил. Во всяком случае, в настоящее время Самье почти совсем заброшен, и всех рассеянных по его огромной территории монахов едва ли наберется человек тридцать.

Многие дома, когда-то служившие жилищами для монахов, теперь заселены мирянами-арендаторами и превратились в фермы. От большого числа построек остались одни развалины да кучи щебня. И все-таки среди этого запустения некоторые храмы до сих пор содержатся в полном порядке.

Творение чародея Самье проникнуто духом своего создателя. Монастырь весь, до самых закоулков, дышит таинственностью, и когда ложатся вечерние тени, даже невинные идущие с пастбища домой животные имеют нездешний коварный вид дьявольских оборотней.

И на самом деле, монастырь служит приютом одному из величайших оккультистов и официальных оракулов Тибета ламе Тше-кионг, поселившемуся в храме Угс Кханг (Жилище животворного духа). Так называют тибетцы помещение, куда доставляется, как они уверены, последнее дыхание умирающих. Некоторые утверждают, что вообще «последние вздохи» всех переселяющихся из земной юдоли в лучший мир устремляются в Самье. Более скромная версия ограничивает размеры этой фантастической процессии «последними вздохами» расстающихся с жизнью в округе Самье, включая сюда и Лхасу.

Обязанность транспортировки «угов» от места упокоения покинутого ими тела до Самье возложена на особую категорию людей.

Само собой разумеется, человек тут действует бессознательно во время сна или в трансе. Его материальное тело в этом не участвует и не покидает своего жилища. В состоянии бодрствования он ничего о своих странствиях не помнит.

Если моим читателям верования тибетцев покажутся очень уж нелепыми, я напомню им, что и в наших странах и в наше время есть люди, воображающие, будто иногда по ночам странствуют в далекие края; точно так же, как «транспортировщики дыхания жизни», они никогда не могут вспомнить о своих ночных приключениях.

Разве суеверие не единая религия, объединяющая народы всего земного шара?

Почему «дыхание жизни» доставляется именно в Самье, объясняется тем, что демоны-самки, именуемые Сингдонгмо (львиная маска), избрали Самье в качестве своей резиденции. Они занимают покои в храме-обители прорицателя ламы и туземного бога Пекара.

Покои эти всегда заперты. В одной совершенно пустой комнате разложены колода мясника и ритуальный нож с кривым лезвием. При помощи этих двух инструментов Сингдонгмо крошат «дыхания».

«Рубка дыхания» — несомненно, чудо первоклассное, но тибетцы по-своему неоспоримо доказывают его подлинность. Колода и нож остаются в логове дьяволиц в течение года. Затем их убирают и заменяют новыми. Говорят, тут-то и можно удостовериться, что лезвие ножа изношено и зазубрено, а доска иссечена и выщерблена от употребления.

Угс Кханг породил множество страшных, способных вызвать кошмары, рассказов. В них описываются терзания и борьба плененных «дыханий» и ужасающие случаи побега, когда «последние вздохи», не помня себя от ужаса, мчатся по всей стране, преследуемые Сингдонгмо.

Жители Самье уверяют, будто порой по ночам из Угс Кханга доносятся стенания, хохот, крики и постукивание ножа о кухонную доску. Впрочем, такое дьявольское соседство нисколько не мешает славным тибетцам — монахам и крестьянам — почивать в этом жутком монастыре безмятежным сном.

Во время моего пребывания в гомпа я не преминула как можно лучше рассмотреть в Угс Кханге все, что только можно увидеть. Перед входом в покои лежали кожаные мешки, символизирующие невидимую тару для упаковки доставляемых последних дыханий умирающих. Дверь была заперта на несколько огромных висячих замков и запечатана печатью Далай-ламы.

По установленным правилам, дверь эту должны открывать раз в году, чтобы дать возможность ламе Тше-кионгу сменить ритуальные нож и доску. По словам одного из сановников культа храма, это правило теперь соблюдается не так строго и смена кухонных принадлежностей Сингдонгмо производится реже.

Кроме того, когда-то Тше-кионгу при посещении этого дьявольского логова предоставлялось право брать кого-нибудь себе в провожатые. Он лишился этого преимущества в результате одного странного и трагического происшествия.

Говорят, однажды, когда лама Тше-кионг, заменив ритуальные предметы, собирался уже покинуть апартаменты Сингдонгмо в сопровождении своего эконома, последний вдруг почувствовал, что кто-то, ухватившись сзади за складки его тоги, тянет обратно в комнату. «Кушог! Кушог! — закричал он в ужасе, обращаясь к ламе. — Кто-то держит мой зен и не пускает меня!» Оба обернулись, но в комнате никого не было. Лама снова направился к двери. Он уже переступил порог, и эконом тоже собирался последовать его примеру, как вдруг упал, как подкошенный. Он был мертв.