Тайные пороки - [19]

— Вы — настоящий поэт? — ласково спросила красавица, склонив головку в сторону Самсона.

Потрясенный юноша словно испытал удар током — именно так, именно с такой интонацией и с таким наклоном головы обращалась к нему его Эльза. Но его милая тайная жена вызывала в нем умиление — а эта… Вспышка животной страсти помутила разум стажера журнала «Флирт».

— О драгоценная незнакомка, да — он поэт, во всяком случае, ямб от хорея, как говорил Пушкин, отличить может. Но и он, и я хотим знать еще больше! Хотя бы столько же, сколько знают ваши юные друзья. Просветите нас, умоляю!

Хотя Фалалей трещал без умолку и выглядел как безобидный шут, юные друзья красавицы внезапно проявили крайнюю нелюбезность.

— Какого черта вы, милостивый государь, пристаете к порядочной женщине? — гневно спросил белобрысый, встав между Венерой и Фалалеем.

— Вас сюда никто не приглашал, — заявил второй, рыженький и толстенький, поправляя на курносом носике круглые очечки.

— Да что я такого сказал? — изумился Фалалей. — Я просто тоже хочу получить консультацию у мадемуазель. Возможно, я вам кажусь стариком, мои юные друзья, но я тоже жажду прогресса и просвещения, в том числе и в половом вопросе.

— Знаем мы ваш прогресс, — злобно парировал блондин, — сначала плодите падших, а потом к милости призываете.

— У него кольца на руке нет, — скривился рыжий очкарик. — И потрепанный. Сразу видно, по борделям ходит, способствует расцвету продажной любви.

— Но здесь ваши гнусные замыслы не осуществятся, — белобрысый заслонил собой незнакомку, — я сейчас позову полицию.

— Как вы разговариваете со взрослыми, молокососы? — перешел в наступление Фалалей. — Как ваши фамилии? Вы из какой гимназии? По какому праву разгуливаете в таком месте? В кондуит захотели?

— Дай, Егор, я ему сейчас врежу, — предложил очкарик, — а ты зови полицию, скажи, что пристает пьяный хулиган, а мы защищаемся.

— Форменная клевета! — ахнул деморализованный Фалалей. — Самсон, что ты молчишь?

Самсон молчал не только потому, что не знал, как участвовать в перепалке с неизвестными юнцами, почти его ровесниками, но и потому, что красавица не отводила от него взгляда — приглашающего, призывного, полного эротического томления. Он был словно загипнотизирован.

— Павлик, я устала, и я есть хочу, — лениво протянула невозмутимая красавица, опуская вуалетку.

— Вон с дороги, падаль, — прошипел белобрысый Егор, шагнув к Фалалею, и фельетонист непроизвольно попятился.

Подхватив волоокую красавицу под локотки, наглые гимназисты поспешно покинули поле боя. Побитые журналисты оторопело смотрели им вслед.

— Не желаете ли ознакомиться с коллекцией импортных презервативов? — раздался сбоку голос служащего. — Есть новые модельки, шелковые, с миленькими бантиками.

— Какие еще бантики? — вздрогнув от неожиданности, не сразу понял фельетонист. — Самсон, Самсон, ты слышал, что они сказали?

— Поскольку день заканчивается, — не отступал назойливый служащий, бубня за спиной Фалалея, — могу предоставить товар со скидочкой, значительной скидочкой. Есть и презервативы, защищающие от сифилиса… Очень прочные…

— Что ты к нам лезешь? — Разъярившийся фельетонист повернулся на каблуках на сто восемьдесят градусов и схватил служащего за лацкан пиджака. — Ты что не видишь, что мы не женщины? А твоя выставка — выставка каких средств? Средств женской, женской гигиены. Не забыл? Вот пусть бабы презервативы и покупают! — Он повернулся к Самсону, достал из кармана блокнот и карандаш и дрожащим от злости голосом приказал: — Самсон, дружище, напомни мне, как их зовут. Петруша? А первого?

— Не помню, — сказал стажер, — а разве они представлялись?

— Эй ты, как тебя там, — переполненный жаждой мщения Фалалей вновь бросился к служащему. — Ты к ним подходил? Имена их знаешь? Как даму зовут?

Служащий в раздумье уставился на блокнот Фалалея. Наконец вымолвил:

— Так вы газетчик? Журналист?

— Ну да, да, журналист, — торопил его Фалалей, — что с того? Напишу я про твои презервативы! Только говори быстрее!

Служащий сделал знак Самсону — приблизиться — и прошептал, когда оба склонили к нему уши:

— Одного кличут Павлом, а второго — Егором. А даму — не знаю. Только мальчишки ее пупсиком называли.

— Вот черт! — с досадой воскликнул Фалалей. — Толку от тебя не добьешься! Иди уж.

Разъяренный Фалалей повлек Самсона к выходу.

— Куда, куда ты бежишь? — спрашивал на ходу стажер. — Зачем так быстро?

— Знаешь что? — Фельетонист на секунду остановился. — Я не знаю, что я хочу сделать. То ли сию же минуту убить щенков. То ли прямо сейчас изнасиловать их пупсика.

— Ты что? Ты с ума сошел? — Самсон схватил его за рукав. — Или ты пьян?

— Ничего я не пьян! — заявил Фалалей, вырываясь и продолжая путь. — Но только меня зло берет, что один щенок назвал меня падалью, а другой откуда-то знает, что я по борделям ходил. И почему, почему эта красотка этим щенкам отдается, а мне — не может? Да я прямо сейчас…

Фельетонист договорить не успел, ибо, выскочив на улицу, он тут же наткнулся на злополучную троицу: его обидчики стояли под фонарем у края тротуара в ожидании экипажа.

Фалалей бросился к ним, Самсон рванулся было за другом, но тут к фонарю подкатил экипаж с седоком. Седок встал в полный рост, вынул из кармана руку с револьвером — и дважды выстрелил в фонарь. На обледенелую землю посыпались осколки стекла. Неизвестный легко соскочил с экипажа, правой ногой ударил в живот тощего гимназиста, левой — в живот рыжего, а удар рукоятью револьвера пришелся в лоб Фалалею. В следующее мгновение злоумышленник схватил красавицу, бросил ее в сани, выстрелил в воздух еще раз — и сани рванули вперед, оставив потрясенных зевак в шоке и трепете.