Тайны Кремля - [241]

По какой-то, остающейся неизвестной, причине Михайлов не посчитал нужным уяснить, что же ждали от него, либо решил играть по собственным правилам. В свою пользу. Позволил газетам, журналам, получившим столь сенсационную с точки зрения журналистики тему, но так и не располагавшим ни одним дополнительным фактом, выходящим за пределы «Хроники», отсебятину. Придание всем без исключения комментариям, откликам читателей характер явного бытового антисемитизма. Акцентирование смысла всех публикуемых материалов на прежде всего «чужеродных» фамилиях шести из девяти упомянутых в «Хронике» врачей. Бесконечное варьирование их связей с еврейской благотворительной организацией «Джойнт», с Еврейским антифашистским комитетом, на что намекало упоминание Шимелиовича и Михоэлса. И в то же время полное игнорирование передовицы «Правды» за трагический день, 13 января, которая четко указала: «Кроме этих врагов есть еще один враг — ротозейство наших людей. Можно не сомневаться, что пока у нас есть ротозейство, будет и вредительство. Следовательно, чтобы ликвидировать вредительство, нужно покончить с ротозейством в наших рядах».

Непредусмотренный поворот в пропаганде вскоре заставил и самого Михайлова, и руководство Агитпропа срочно вмешаться. Уже 31 января «Правда» опубликовала статью под многозначительным заголовком «Ротозеи — пособники врага». В ней же попыталась скорректировать погромные настроения, спровоцированные «Хроникой», весьма своеобразным способом. Призывы к бдительности привязала теперь исключительно к «ротозеям», не связывая их, что являлось немаловажным, ни со шпионажем, ни с диверсиями, ни с терактами. Да еще весьма дозированно подобрала фамилии очередных «ротозеев» — Заславский, Борисевич, Орлов, Петров, Алтузов, Морозов, Кажлаев, чем попыталась снизить накал черносотенных страстей. Ту же цель преследовала и еще одна «правдинская» статья, в номере от 6 февраля — «О революционной бдительности». Она врагами объявляла вообще всех «носителей буржуазных взглядов», а в виде примера привела троцкиста Гуревича, его пособника Таратуту, уголовника Романова, дезертира Сася.

Одновременно Агитпроп стал все чаще отклонять просьбы спешивших выслужиться главных редакторов центральных газет о публикации статей, посвященных «сионистам», «Джойнту» и Израилю вкупе с американской разведкой. Обязал все такого рода материалы предварительно, в обязательном порядке, согласовывать с МИДом. Так, 30 января, заведующий сектором газет В. Лебедев, прочитав рукопись присланной главным редактором «Красной звезды» В. Московским статьи «Сионизм — агентура американского империализма», отклонил ее. «Полагали бы, — заключил он, — нецелесообразным публиковать ее на страницах центральной военной газеты, так как это не вызывается необходимостью, а сам факт опубликования такой статьи в „Красной звезде“ может быть истолкован неправильно». 16 февраля получил фактический отказ и главный редактор «Литературной газеты» К. Симонов. Вынужден был, после беседы в Агитпропе, признать: большую статью о «Джойнте» и Израиле «редакция предполагает еще раз обсудить, проконсультировать с МИД СССР и после этого, если вопрос будет решен положительно (выделено мной. — Ю. Ж.), опубликовать на страницах газеты»[766].

За шумихой вокруг «дела врачей» незамеченными оказались более важные события. Странное молчание лидеров — Берии, Булганина, Маленкова, а также Ворошилова, Кагановича, Первухина, Сабурова, Хрущева. Внезапная активизация деятельности Сталина: 26 декабря он дал, не сказав ничего нового, интервью корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Джеймсу Рестону; 7 февраля принял посла Аргентины Л. Браво, 17 февраля — посла Индии К. Менона. Не вызвала должных откликов, реакции неординарная передовица «Правды» за 30 ноября, решительно подытожившая газетные дискуссии по проблемам литературы и искусства: «Пишите правду! Это положение должно быть руководящим принципом для прозаиков и поэтов, драматургов и литературных критиков».

Могла насторожить, но лишь крайне небольшую группу лиц, получавших относительно полную информацию о событиях во власти, продолжавшаяся несколько месяцев ротация высокопоставленных сотрудников МГБ. Смена республиканских министров: в июне — в Грузии; в августе-сентябре — в Армении, на Украине; в феврале — в Латвии. В сентябре — начальника управления МГБ по Московской области[767]. 15 декабря — арест некогда всесильного Н. С. Власика. Наконец, событие прежде просто невозможное — отстранение в феврале 1952 года заведующего особым сектором ЦК, личного секретаря Сталина, А. Н. Поскребышева. Ясным могло быть только одно. Все это делалось при прямом участии руководителя созданного после съезда отдела ЦК по подбору и распределению кадров Н. Н. Шаталина, с довоенной поры соратника Маленкова, при прямом одобрении самим Маленковым.

Именно все это и предвещало неминуемую и очень скорую развязку. И она наступила, но только не так, как, возможно, предполагали все участники борьбы за власть, за единоличное лидерство.

Ранним утром 4 марта 1953 года московское радио начало передачи как обычно — бой часов Спасской башни Кремля, гимн, последние известия. Однако спустя двадцать минут они прервались, и диктор Юрий Левитан объявил, что скоро будет передано важное сообщение. А ровно в половине седьмого он зачитал «Правительственное сообщение о болезни председателя Совета Министров Союза ССР и секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина». Оно извещало: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве, в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи…»