Тайна староверского золота - [54]
Арсений направился к большой избе, где жил старый Архип в окружении древних икон и книг, до сих пор не потерявших яркость киноварных буквиц и славянской вязи древнего устава. Рядом в небольшом домике, вместе со своим помощником - молчаливым, звероватого обличья мужиком Лаврентием, обретался Назарий. Они появились в селении в разное время: Лаврентий - когда схлынула кровавая волна лихолетья, связанная с переменой власти, Назарий - два года назад. Он оказался племянником старшего наставника-начетчика. Однажды, собрав людей, Архип объявил:
- Стар я и немощен. Не по силам мне уже заниматься и мирскими делами. Если не возражаете, возлагаю их на племянника моего. Наречем его по-нашенски, Назарием.
Народ не возражал, и Архип закончил разговор:
- За божьим словом ко мне - милости прошу. А ежели что по хозяйству - к Назарию.
Так не обремененный шибко большими годами, но отмеченный умом и знанием пришелец из Китая стал главным распорядителем всей жизни в Трех Ключах. Хозяином он оказался рачительным и справедливым. При нем хутор никогда не сидел без муки, хотя своих запасов не хватало, без соли, пороха, ситца и другой мануфактуры, то есть без того, чего не могла дать людям тайга-кормилица. Собрав со дворов пушнину, крепко засоленные медвежьи (мясо этого зверя сами староверы не ели) и кабаньи окорока, оленьи панты и корни женьшеня, он отправлял Лаврентия с двумя-тремя мужиками по мало кому из вестным адресам. И, глядишь, недели через три в Три Ключа возвращалась эта команда, а лошади чуть не шатались под тяжелыми вьюками. Иногда Лаврентий уезжал вроде налегке, но вертался опять не с пустыми руками. И хуторяне догадывались: возил сбывать золотишко, что несколько мужиков тайно мыли на дальнем Матвеевом ключе.
Скоро все поняли, что лишь осмотрительность Назария отвела от хутора многие беды. Когда староверы из близких к большим дорогам селений, распаляемые недобитыми белогвардейцами и посланцами изгнанных генералов да атаманов, подзуживали мужиков воевать против колхозов, Назарий сказал:
- У истинной веры и без нас хватает мучеников, и мы против ветра дуть не будем. Лучше и дальше понесем на земле те тяготы-испытания, что возложил на нас Господь. Надо отсидеться. Спрятаны мы от всех далеко, сопки, болота, да лесная чаща нас защищают. Тропы, что ведут сюда, мало, кто знает. Пашня - в основном огороды, людей немного. А раз земли большой в обороте нет, значит, нет основы для колхоза. Хоть, наверное, власти и слышали о нашем хуторе, но добраться сюда не могут и считают его охотничьим зимовьем. Вряд ли сюда полезут. Сейчас им там, на большой земле, забот хватает. Не исключена возможность, по мысли некоторых стариков, и сознательная провокация ОГПУ-НКВД, чтобы такие, как мы, таежные затворники обнаружили себя. - Видя, что общество не возражает, он что-то прикинул в уме и приказал: - Поездки за городским товаром сократить. Тем, кто промышляет в тайге, ни к какому жилью близко не подходить, со встречными не разговаривать, лучше вообще обходить их стороной. На тропе выставим дозор. Первой к городу заставой станет зимовье Зиновия. В помощь ему парней пошлем, нечего им зря в тайге птиц пугать.
Хуторяне молча кивали головами, соглашаясь с мудрым решением своего распорядителя.
«И ведь обошлось. Власти до сей поры не добрались до Трех Ключей, - думал Арсений. - Хотя, как говорят мужики, всюду крестьян загнали в эти самые колхозы, а крепких хозяев разорили и сослали в студеные края».
На крыльце сидел, как всегда нахохлившись, Лаврентий. Хмуро взглянул на запыхавшегося Арсения:
- Чего тебе, парень?
- К Назарию отец послал… - почему-то оробел Арсений. - У нас на пасеке такое, такое… Не приведи Господь!
- Толком говори, что случилось! - резко перебил мужик.
- Какой-то человек пришел, чужой, со стороны перевала. Худющий, черный, весь язвами исклеванный. Счас, кажись, помирает. Отец говорит, что он китаец.
Лаврентий поднялся, направился к двери и, уже взявшись за скобу, повернул лохматую голову в сторону Арсения:
- Так бы сразу и сказал, а то «такое, такое». Подожди здесь. Это срочное дело, и его по-срочному решать надо. Ведь чужак пришел, а может, он от власти.
Через минуту на крыльцо вышел сам Назарий. Он по обычаю был в подпоясанной ситцевой рубахе, которая сидела на его крепком теле как влитая, в начищенных до блеска сапогах. Арсений, глядя на его продолговатое, с ястребиным профилем лицо, на аккуратную бородку, как-то сразу успокоился. Он любил этого человека, безгранично верил в него и сейчас был уже убежден, что бы ни случилось, тот отведет неожиданно свалившуюся беду от их пасеки.
- Ну что, голубь ты мой, за весть принес? - ласково спросил Назарий. - Садись-ка на крылечко рядом со мной, да подробно, ничего не упуская, изложи.
Арсений старательно, не забывая никакой мелочи, толково рассказал о происшествии.
- Так-так, - задумчиво произнес Назарий. - Один, по причине болезни немощен и не по-нашему объясняется…
- Вроде бы китаец, - подтвердил парень. - Так отец говорит. По-русски плохо глаголет. В горячке все твердил: «Григорий, Григорий, не умирай, возьми муку, спички». И еще что-то про японцев говорил, понять трудно.
Такую книгу читатель держит в руках впервые: она о людях совсем еще недавно засекреченной профессии, дальневосточных золотопромышленниках. О нелегком труде, о выпадающих на их долю заботах и скупых радостях. Книга представляет собой таежный детектив, главные герои которого — бывалые старатели — попадают в экстремальные условия и с честью выбираются из них. Автор, в свое время деятель краевого масштаба пишет не понаслышке: он долгое время работал в крупной золотопомышленной артели и хорошо знаком с жизнью приискателей.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.