Тайна староверского золота - [35]
Последние две ночи шли босиком по руслам почти пересохших ключей. Вода то исчезала в галечнике, то вновь била холодными струями, обжигая ноги, - будто кто-то открывал и закрывал подземные шлюзы. Шли вброд, одежда и сапоги истрепались, их и надеть уже было трудно - так опухли ноги.
Вещмешки с грузом с каждым часом, казалось, становились все тяжелее. Мешало все, что висело на исхудавших плечах. Ругали себя, что пожадничали - набрали из тайника много соевой муки, а теперь сгибаются под грузом. Перед рассветом проводник остановился на мерцающей от блеска белого галечника длинной косе рядом с почти пересохшим водоемом. Кругом валялись коряги с большими старыми корнями. За долгие дни впервые почувствовали запах дыма. Значит, недалеко жилье. Мужики оживились, стали снимать тяжелую верхнюю одежду и быстро рассовывать ее под камни. Китаец зло взмахнул палочкой. Подойдя к русским, тихо объяснил, что от лишней амуниции можно освободиться, но не всем сразу, а поодиночке, по ходу следования. Закапывать ненужные куртки следует не у камней в русле ключа, а выше, на берегу, поглубже в землю, чтобы их никто не мог обнаружить. Главное - ничего в карманах не оставлять.
Когда староста деревни предупреждал бойцов своего маленького, почти стихийно возникшего отряда самообороны о том, что успокаиваться не следует, что оккупанты не оставят в покое Дун-И, он, конечно, исходил только из своего опыта и интуиции. Если бы мужики, засевшие на неприступной вершине скалы, могли знать о решениях в японском штабе, принятых после столь тяжелого для мирного приграничного селения дня, то они бы убедились, насколько прав их командир.
Вернувшись в военный городок, капитан Кэньити доложил полковнику: приказ выполнен. Однако при проведении операции рота подверглась нападению со стороны жителей деревни Дун-И. Потерь нет. Уничтожено шесть мятежников.
Полковник Окума нахмурился и, подумав, сказал:
- Императорская армия не должна безнаказанно оставлять подобные акты. Готовьте карательную экспедицию (о ее составе я распоряжусь) и разгромите это коммунистическое гнездо.
Доложил о выполнении задания и лейтенант Ямаути.
- Так я и предполагал. Мы уже не сможем пользоваться услугами «Актрисы». Жаль. Кстати, что с ней? - спросил Кейдзи.
- Как сообщил капитан Кэнъити, убита после моего отъезда при попытке к бегству.
Кейдзи понимающе взглянул на подчиненного и удовлетворенно кивнул:
- Срочно налаживайте связь с Артуром. Выяснить, что за женщина была в группе напавших на провалившегося агента. Возможно, мы имеем дело с советской разведкой, не исключаю подмену «Актрисы» этой неизвестной. Что еще? - по выражению лица собеседника полковник понял, что доклад не закончен.
- Капитан доложил также, что перед отъездом рота с арестованными подверглась вооруженному нападению жителей деревни. Толпу разогнали выстрелами, несколько бандитов убито.
- Пусть это вас не отвлекает от главного. У армии есть на сей счет точные инструкции. Да и полковник Окума не прощает унижение военных. Он знает самурайский закон «Бусидо».
Однако время шло, и напрасно деревенские дозоры до утомления в глазах вглядывались в дорожную даль.
Но однажды уже в сумерки к старосте, ненадолго спустившемуся в селение, прибежал парень из охранения, выставленного при в въезде в Дун-И:
- Японцы!
Лун Сян встрепенулся:
- Где? Сколько их?
- Не знаем. Пока один, - объяснял запыхавшийся гонец, - наши взяли его, когда он пробирался в деревню. Наверное, их разведчик.
Скоро перед старостой и бойцами отряда самообороны стоял уставший солдат. Пыль лежала даже на его впалых щеках, взгляд был потухший, форма в нескольких местах порвана. Оружия у задержанного не было. Первое, что он сделал, жестом попросил воды. Возвратив с поклоном кружку, он начал что-то говорить, горячо, то яростно, то умоляюще. Но никто, к кому он обращался, японского языка не знал. Лун Сян, который мог припомнить десятка два слов, тоже не понимал пленного. Пришлось посылать за старым Ян Синем, имевшим когда-то дела с японскими фирмами и сохранившим способность общаться с иноземцами. Только после его прихода начался допрос.
- Солдат, его зовут Сэкита, говорит, что он не разведчик, что он сам, добровольно, пришел сюда, - объяснил Ян, - чтобы попросить прощения у жителей деревни за те злодеяния, которые совершили здесь его соотечественники. Он против войны, против насилия. У него мирная профессия - художник. Его насильно мобилизовали, а три дня назад заставили стрелять в ваших людей. Но он палил в воздух.
Все удивленно слушали странного вражеского солдата.
- Главное, - говорил Сэкита через переводчика, - он пришел предупредить: в казармах тщательно готовятся к карательной экспедиции. Не хочу новой бойни, поэтому ушел. Мне стыдно, что я японец. Простите, если сможете, меня…
- Похоже, он не врет, - неуверенно промолвил Чжао.
- Да, действительно, на шпиона не похож, - сказал староста, которого глубоко тронуло признание японца. - Что будем с ним делать?
Бойцы отряда молчали, ожидая окончательного решения от своего командира.
- Дайте ему на дорогу еду, и пусть идет на все четыре стороны, - сказал староста под общий гул одобрения и, обращаясь к Яну, добавил, - объясни: он свободен и может следовать своим путем. Мы мирных людей не трогаем.
