Тайна озера Золотого. Книга 1 - [48]

– Ты… вогул? – задал нелепый вопрос Павел

– А-ха…, – так же с кивком ответил тот.

– Значит, это ты следил за мной все это время?

– А-ха, – вновь кивнул парень и взглянул так, будто выстрелил из лука.

– А зачем!?

– А-ха…, – опять кивнул тот.

– Так, с тобой все понятно… – Павел продолжал рассматривать странную одежду парня, которая что-то напоминала ему. «Ах да…, тени на скалах!..» – наконец, вспомнил он. И подложив под себя лыжину, устало сел.

– Как тебя звать?

– А-ха, – вновь кивнул вогул. Не меняя позы и не убирая лука, он продолжал смотреть то на Павла, то на вход в пещеру, словно из нее должен появиться кто-то еще.

Павел с огромным любопытством разглядывал странного парня. Он знал вогулов, которые жили в селе. Они ничем не отличались от остальных. Зимой к ним приезжали родственники на оленях. Но вот так в лесу…, в такой вот одежде, с удивительным лицом, с луком в руках!.. Все было необыкновенным на этом парне: И меховая обувь, и пузырившаяся выше пояса одежда с капюшоном, и сам пояс, на котором как на новогодней елке чего только не было, и прямые, длинные, веером рассыпанные по плечам черные волосы, отливающие синевой. Но самым удивительным было лицо. Павел с интересом разглядывал резкие скулы, жесткий подбородок, плоский, точно прижатый к лицу нос, спрятанные под мохнатыми бровями острые, колющие глаза… От всего этого отдавало древностью, таежной дикостью и в то же время некой чарующей, притягательной красотой. Особенно на фоне скал и заснеженных деревьев. На какое-то мгновение Павлу вдруг показалось, что он попал в другое время.

Случай был редчайшим. Хотелось поговорить с этим живым воплощением истинного хозяина этих гор и тайги. И поскольку тот не понимал или делал вид, что не владеет русским, Павел лихорадочно стал думать, как расположить к себе парня и пообщаться. Он вскочил и сухой веткой стал рисовать на снегу свой дом в пять окон.

– Это мой дом, он там, – проговорил Павел, а затем махнул рукой в сторону, противоположную гор. – А ты.., где твой дом!?

Вогул продолжал подозрительно смотреть на чумазого русского. Он не сделал ни единого движения.

– Черт! О чем же с тобой говорить!? – без всякого смысла Павел стал рисовать то, что больше всего любил рисовать и что у него неплохо получалось – лошадь. Вогул внимательно наблюдал за его действиями. Он даже в лице стал меняться. Медленно убрал лук, спрятал стрелу, заметно напрягся и закрутил головой. Он внимательно поглядывал то на Павла, то на рисунок. А Павел и рад стараться. Нарисовал лошадь и, видя какое впечатление это произвело на вогула, дорисовал всадника с лихо поднятой в руке шашкой.

Молодой вогул сначала тихо застонал, покачиваясь из стороны в сторону, затем задрожал и, наконец, тихо, явно в испуге произнес:

– «Мир-Сусни-Хум»! – прошептал и стал смотреть на Павла покорно и подобострастно, точно извиняясь.

– Мир, мир, конечно мир, – тут же охотно отозвался Павел и протянул тому руку. Но произошло странное, вогул сжался, потом резко развернулся и… пустился наутек. Павел не успел опомниться как того и след простыл.

– Вот те на-а!? Сплошные чудеса, да и только!

До этих событий утром, когда рассвело, Пыеско опять обошел скалы и тщательно оглядел все вокруг. Ни малейшего признака. Русский пропал.

Не найдя следов, Пыеско не удивился и не расстроился. «Случилось то, что должно было неизбежно случиться, – рассуждал вогул. – Великий Нуми-Торум разгневался» И где сейчас русский, и в кого обратился, Пыеске было все равно, главное, его покарали за дерзость и пренебрежение к чужим обычаям.

Он спокойно осматривал самострелы, когда услышал какие-то странные звуки, идущие из засыпанного снегом входа в святилище. Пыеско подошел ближе и стал ждать. Вскоре, надрывно кашляя и отплевываясь, из снега появился… Пыеско не верил собственным глазам! Перед ним в полный рост, грязный и с повязкой на голове стоял тот самый голубоглазый парень. Пыеско отпрыгнул назад, схватил лук со стрелой и приготовился к худшему… Русский долго откашливался, чихал, тер глаза и только после этого удивленно уставился на него и непонятно заговорил.

Мысли Пыеско заметались, они никак не могли определиться: почему русский вышел из святилища живым и невредимым, да еще с повязкой на голове – знаком посвящения!? Это смущало и мучило его.

Голова раскалывалась. Она была не в силах решить, что же ему делать. А тем временем русский стал рисовать что-то похожее на огромный княжеский юрт, а потом… И тут Пыеско не выдержал… Он никак не мог поверить в то, что видел собственными глазами. Этот русский очень легко, веточкой на снегу изобразил самого «Мир-Сусни Хума» – За миром смотряшего! Небесного всадника!

«Русский стал шаманом!!!..» – страшным громом накрыло Пыеско, и он рванул прочь от святилища.

Издав легкий жалобный выдох, осело подгоревшее бревно надьи. В черное небо брызнул залп золотистых искр. И вновь стало тихо и спокойно.

Павлу опять не спалось. Днем, когда он выбирался из тех жутких розовых скал, его качало. Голова была большой и тяжелой. Сказывались бессонные ночи, голод, и переживания. А сейчас, как ни странно, не спалось от тишины и спокойствия. Из головы никак не выходило виденное. Все было настолько необычным и нереальным, что уже казалось, будто ничего этого и не было вовсе, что все это приснилось или почудилось от усталости. Ну, как еще можно было объяснить прыгающие тени на скалах, злой огонь, провал в пещеру, странное свечение чего-то там и целую гору старинных предметов, похожих на… сокровища!