Тайна озера Золотого. Книга 1 - [10]

Так бы сидел и сидел Прокопий с этим глазастеньким чудом!

«Да-а, она совсем не походит на парней, когда те были такими же. Вот и Бориска, которому чуть больше года, а совсем не то… От этой исходит какая-то радость, тепло, уют… Даже запах от нее исходит совсем другой, какой-то вкусный, приятный, кожица нежная и самое главное, что такая малютка, а уже похожа на женщину. В ней есть что-то такое, что есть в зрелых женщинах, вот, к примеру, как у Дарьи – что-то властное, повелительное и… материнское,» – Прокопий громко хмыкнул от таких странных и внезапных мыслей.

Он бы еще посидел, но надо было идти. Дарья беду чувствует так же безошибочно, как его больные ноги непогоду.

Следы волков попались рано, едва он отошел от чумов. Сначала было много собачьих, но вот пошли волчьи. В самом конце болота, когда чахлые сосенки стали гуще, Прокопий остановился. Следы Егора, по которым он все время шел, теперь были затоптаны волчьими следами. Он быстро присел и потрогал края маленьких лунок. Мог бы и не трогать, по всему было видно, что следам целая ночь. Отпали все сомнения. С большим Егором произошла беда.

Теперь Прокопий внимательно вглядывался в отпечатки лап и как бы по ним достраивал все остальное. Он считал их количество, возраст, степень голода, силу зверей…

Медленно, как из плотного тумана перед Прокопием появлялся один волк за другим. Всего их было пятеро. Все легкие, но следы крупные, особенно у одного из них. «Ага, это вожак. Молодой и сильный. И уже достаточно хитрый, раз пошел последним, когда понял, что ловушка за жертвой захлопнулась. Если бы с ходу, с налету, – продолжал размышлять он, – то он был бы первым». Прокопий уже не сомневался, что последнюю точку обязательно должен был поставить сам вожак. Следы говорили о многом. Они говорили о том, что человек здесь на варге, на относительно твердом снегу чувствовал себя уверенно и совершенно не боялся зверей.

Прокопий представил себе этого красноволосого богатыря в состоянии крайней ярости, понявшего, что все, нет ни малейшего шанса. И что тебе предстоит не просто умереть, а быть разорванным и съеденным зверями.

«Да, – продолжал осмотр следов Прокопий, – схватка была отчаянная. Вот здесь он положил одного из них, видимо самого нетерпеливого… Остальные его растащили по частям. Вот в такой бы момент Егору на что-нибудь повыше бы забраться!.. Но далеко до высоких деревьев. А этот низкорослый, чахлый болотный соснячок не мог ничем помочь, напротив, лишь помешать. Видимо и это вожак предусмотрел. Умен, ничего не скажешь! Ранний, а каков!.. И чумы, вроде, как и не шибко далеко… Этот натворит еще бед…»

Взошло солнце. И по-праздничному заискрился снег, засверкал бесчисленными искорками. На болоте он лежал бугристо, как застывшие облака, обсыпанные стеклянной пудрой. Редкие, кривотелые деревья карликового роста выглядели неуместно. Ненавидя всю эту красоту, они точно прикололи своими уродливыми стволами облака к земле, не давая им подняться в небо…

Прокопий ничего этого не замечал. Он уже подходил к тому месту, где погиб Егор, где у него вырвали, а точнее разорвали жизнь.

Площадка в десяток шагов представляла собой страшную картину. Перепаханный, утоптанный и подмерзший за ночь снег был буквально перемешан с лоскутами одежды, кусками овчины, обрывками сукна с армейскими металлическими пуговицами, потерянно блестевшими на солнце, кусками нательного белья, перепачканного кровью. Головешкой чернел валенок с толстенной подшитой подошвой, разорванная шапка…

Да, волки по-своему раздевали Егора!..

Наиболее утоптанное место указывало на начало их пиршества. Здесь они начали упиваться добычей. Даже снег, обильно смоченный кровью, был глубоко выгрызен. «Нет, – тут же поправлял себя Прокопий, – это, видимо, раненый волк подбирал».

Заметные волоки указывали, куда звери растаскивали останки человека. Пройдя по одному из них, Прокопий наткнулся на половину волка с головой, оскаленной пастью и грудиной без внутренностей. Второй волок привел его к Егору, а вернее к тому, что от него осталось. Припорошенные инеем, словно поседевшие красные волосы уже не горели тем прежним, живым огнем. Если бы не эти волосы, то узнать, чьи это останки, было бы трудно. Голова без носа, губ и щек была наполовину в снегу. Нижней части тела вообще не было. Все, что осталось от когда-то живого, здорового человека покрылось инеем и казалось нереальным. Точно стыдясь, природа пыталась прикрыть результаты ночного разбоя, она старалась хоть как-то смягчить сотворенное ей же самой зверство.

А получилось совсем наоборот. Картина оказалась более жуткой и дикой! Она была страшна своей обыденностью…

Мороз пробежал по спине и ожег Прокопия. Такого он еще не видел. Почему-то было страшно обидно, как бывает всегда, когда сталкиваешься с несправедливостью. Было хуже, чем на войне, где ему довелось насмотреться гораздо больше и крови, и людей, которые были буквально перемешаны с землей. Но то была война.

Заныли старые раны. Захотелось курить, и Прокопий достал было кисет, но подавил желание и принялся собирать в кучу все, что осталось от большого человека. Нарубил тонкостволых елей и забросал ими останки. После этого снял из-за спины карабин и выстрелил два раза подряд. Это был сигнал Федору. И до стада, если напрямую, и до стойбища не так далеко, и выстрелы услышат, а стало быть, правильно поймут.