Моряна к вечеру разыгралась во всю. «Каспий» медленно под ударами волн переваливался с борта на борт и натягивал свои якорные цепи. Над всей Волгой стоял однообразный рокот бегущих волн.
Ветер нёс с собою водяные брызги. Стало холодно. Григорий Максимыч продрог и спустился в каюту надеть чапан и выпить наскоро стакан чаю. Трофимыч уселся на мостике и равнодушным, но вместе с тем и внимательным, взором смотрел на Волгу.
— Вишь, и Меркурьевский-то не справится!.. — бормотал он, — который раз к пристани подходит — никак не пристанет… Одно слово: буря…
Волга расходилась как разъярённый зверь… Теперь волны не катились уже в порядке одна за другой, а бешено мчались во все стороны. В них было что-то зловещее, точно живое. Маленькая чёрная лодочка, поминутно то исчезавшая. то снова показывавшаяся, казалась беспомощной и ничтожной в этой разбушевавшейся стихии.
— Отчаянные! — сказал старик, заметив эту лодочку.
— Кто отчаянные? — спросил Григорий Максимыч, снова вышедший на мостик.
— Да вон! Вишь, в какую бурю на душегубке пустился!
Григорий Максимыч опытным взором волгаря сразу увидел, в каком опасном положении находились смельчаки, рискнувшие побороться с Волгой. Лодочка ныряла саженях в ста от «Каспия»; её поминутно захлёстывало волной, но она ещё держалась: видно, опытный волгарь управлял ею.
— Двое мужчин, да баба, — сказал Григорий Максимыч, — и смельчаки же!.. Сейчас захлестнёт! — крикнул он, — не выдержать… Нет…
Схватив рупор, Григорий Максимович закричал в него:
— К на-ам — де-ержи-и!.. Лёгость подади-им… Пропадёшь зазря-а…
На лодочке, казалось, услышали — или, вернее, поняли капитана, потому что мужчина, сидевший «на руле», переменил курс и направил своё утлое судёнышко к «Каспию».
Григорий Максимыч с напряжённым вниманием продолжал следить за лодочкой.
— Помилуй, Господи! — шептал старик.
Людмила Николаевна вышла из каюты и остановилась у двери: она увидала также гибнущих и смертельно побледнела.
— Помилуй, Господи! — сказала и она.
Лодочка между тем была уже совсем близко от «Каспия».
— Лёгость готовь! — во весь голос крикнул капитан матросам, столпившимся на палубе.
Но лёгость не понадобилась. Громадная волна как щепку подбросила лодчонку, и было видно, как другая волна её покрыла; лодчонка сделала последнее усилие, чтобы выравняться, но корма её быстро оказалась под водой. Одновременно мужчина поплыл, борясь с волнами; женщина же на мгновение исчезла, потом появилась снова на поверхности и забилась в волнах.
Глаза всех на «Каспии» были прикованы к погибающим, и никто не заметил, как Григорий Максимович, сбросив с себя сапоги и чапан, схватил спасательный круг и кинулся в бушующую Волгу. Это было делом нескольких секунд… Когда его увидали, он уже плыл к бьющейся женщине…
На мгновение все словно застыли от ужаса и неожиданности… Людмила Николаевна, как стояла у двери, так и осталась стоять… У неё не было даже голоса чтобы крикнуть… Два матроса, не дожидаясь приказаний, бросились на корму и спустили пароходную лодку. Не прошло и двух минут, как она уже вырвалась из-за кормы и направилась к погибающим.
Григорий Максимович уже доплыл до женщины… Он удержался в двух-трёх аршинах от неё, зная, как опытный волгарь, что опасно подплывать к утопающему, который инстинктивно может погубить и себя, и спасающего… Григорий Максимович, сделав большое усилие, выбросил перед собой спасательный круг и, когда обезумевшая женщина ухватились за него, подплыл к ней и сам, и поддержался также за круг. Оба были спасены, потому что в эту минуту приближалась лодка, и смельчаки-матросы помогли погибающим спастись. Несмотря на пережитое волнение, капитан вспомнил, что на лодке было двое… но мужчина уже исчез: его не было видно… Волга приняла новую жертву и не выпустила её из своих объятий.
Когда через несколько минут пловец очутился на палубе «Каспия», Людмила Николаевна подбежала к капитану. Волнение мешало ей говорить. Бесконечно-любящим взглядом она посмотрела на него и зарыдала. Григорий Максимович, мокрый, бледный, стоял перед нею… С его одежды ручьями текла вода и он тяжело дышал. Спасённая им женщина лежала на палубе, обессиленная и растерянная…
— Мила… ей помоги… обогрей… — пробормотал капитан и отошёл в сторону.
Душившее его волнение вдруг разразилось слезами: он плакал и вместе с тем какое-то особое, гордое и смелое, выражение появилось на его энергичном лице.
