Тайна и ложь - [9]
Лицо Бананы, которая одним глотком опустошила чашечку, раскраснелось, как цветок, однако в голосе звучала грусть.
— Но дело в том, что я женщина, и если жить вот так, как попало, кто-нибудь донесет на тебя в полицию. Разве нет?
— Нет. — И в этот раз ответил помощник. — Скорей в публичный дом заберут.
В этот момент снова подул цветочный ветер, и Банана, словно вдыхая аромат цветов, закрыла глаза и выдвинула вперед подбородок. Сидевшая напротив под деревом парочка куда-то ушла.
Ёнчжун с некоторых пор находился под впечатлением одного образа, стоявшего перед глазами. Еще до того, как стать режиссером, он имел привычку придумывать истории с каким-нибудь образом, возникающим в голове. Но в этот раз образ не имел никакого отношения к кино. Трое мужчин сидят плечом к плечу, прислонившись к могильному холму — эта сцена была изображена на черно-белой фотографии. Они сидят, прислонившись к могиле отца. Судя по тому, что они одеты не в траурную одежду, а в обычные национальные костюмы ханбок, обуты в резиновые туфли, а не в соломенные лапти, снимок был сделан, скорее всего, на сорок девятый день со дня смерти отца после заупокойной церемонии. Старшему и среднему лет тридцать-сорок, а младший, сидящий наискось от могильного камня, еще молод. Они улыбаются, их лица расслаблены, наверное, выпили за упокой души умершего и закусили. Наполовину развязаны тесемки на одежде, штанины брюк засучены — они похожи не на сыновей, похоронивших отца, а скорей на семью на пикнике, — настолько смотрятся умиротворенно. Во рту младшего, молодого человека с густыми бровями и широкими ноздрями, цветущая веточка.
Эта фотография была сделана в детстве Ёнчжуна. В его памяти были свежи воспоминания о том, как он пропустил уроки в школе и, стараясь сохранить благоговение, с печальным видом шел на кладбище, и как он был поражен безнравственностью и непочтением отца и его старших братьев, которые с улыбкой фотографировались перед могилой дедушки. Ни на одном лице не было скорби.
«Для вас все хорошо закончилось. Встретимся позже», — даже такие слова кто-то произнес. Маленький Ёнчжун зря лил слезы, думая, что узнал, каким бессердечным, эгоистичным и лицемерным существом является человек. Тогда, потеряв близкого родственника, он не мог понять, что творилось в его наивной душе; это чувство было похоже на смирение. А что может быть за печалью и горем? Там пустота. Это пустота на короткое мгновенье дает передышку человеку, который несет непосильное бремя жизни, следуя закону бесконечной цепи перерождений. В день полного освобождения от жизни они снова встречаются. Что он, маленький, мог знать о разлуке — грустной, но грубой, непочтительной, когда отправляли в пустоту человека, освободившегося от пут, предопределенных судьбой. Это была улыбка людей с одинаковой судьбой, согласных с предопределением, данным им природой.
Снова налетел ветер, и от лепестков цветов, кружившихся в воздухе, зарябило в глазах. Вспомнилась не только старая черно-белая фотография. Ёнчжун вдруг подумал, что отец умер. Как ни странно, это было мгновенье, когда он безо всякой причины, просто всем телом почувствовал это. Пришел и его черед вслед за младшим сыном, держащим во рту ветку в цветах, улыбаться на фотографии. Но Ёнчжуну даже вход в печаль, к которому он приближался неуверенными шагами, был не знаком. Он не чувствовал никакой печали. Только щека горела и пальцы дрожали — он находился в полной растерянности. Увидев, что с веток начинают облетать лепестки, Ёнчжун успел закрыть глаза до того, как они полетели ему в лицо.
В тот день после полудня, в два часа десять минут, в санатории для членов семей государственных служащих в возрасте шестидесяти девяти лет скончался Чон Чонук. Он оставил двух сыновей. Ко времени своей кончины он уже около двух лет был вдовцом. В поселке К. Чон Чонук проложил первую асфальтовую дорогу, построил здание полиции, почты и актовый зал школы, водохранилище, Большой мост К. и другие мосты, расширил дороги и в уездном центре К. считался передовиком в строительном бизнесе в тот период, когда экономика развивалась по государственному плану. Но сейчас в К. из всего того, что он построил, почти ничего не сохранилось в прежнем виде. Дороги стали шире, здания или заново построили, или отремонтировали, а дом, где он родился, снесли; на его месте теперь зал для игры в боулинг. Чон Чонука кремировали, его прах покоится в пригороде Сеула.
В начале 1700 года потомок основателя одного рода в двенадцатом колене по имени Ёрим, блуждая с семьей в поисках земли, где можно было бы спокойно жить, прибыл в К. Он обосновался там, положив начало новому роду. В 1930 году в семье его потомка Чон Сониля родился четвертый сын, названный Чонуком, а к началу 1960-х годов, когда появились на свет два его сына, Ёнчжун и Ёну, род насчитывал уже девять поколений.
Отец Чонука, Чон Сониль, известный своей ученостью, был патриотом, примкнувшим к Движению за независимость, и один год и девять месяцев провел в тюрьме, а после Освобождения[9] народ избрал его первым начальником уездного городка. В К. Чон Сониля называли преемником надзирателя почтовых станций
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)