Тайна и ложь - [11]
В этом отец и старший брат были похожи друг на друга. Они, как правило, ничего не объясняли, считая естественным, что собеседник сам должен понять суть дела. Ёну было интересно, как они таким образом общаются между собой, но, насколько он помнил, разговаривали они друг с другом очень давно. Ёну резко поднял голову. Белая бабочка. Говорят, если весной первый раз увидишь бабочку, и она будет белого цвета, то следует ждать траура. В следующее мгновение он уже сравнивал себя со зрителем, который знает, что главный герой умрет в конце фильма, но все равно переживает, мысленно торопит врача, чтобы тот появился скорей.
Тогда отец был жив, а сейчас уже проведена последняя церемония похоронного обряда. Семья Ёну вернулась домой, а ему осталось только попрощаться со старшим братом. Говорить с ним как будто не о чем. Оставленное наследство было небольшим, и Ёнчжун, учитывая, что Ёну оплачивал расходы, связанные с больницей, и все остальные издержки, ни на что не претендовал. Как сказала жена, он не ухаживал за отцом, хотя и был старшим сыном, поэтому все вышло справедливо. Если бы Ёнчжун захотел разобраться во всем, то мог бы обнаружить некоторые изменения в деле с наследством, происшедшие в то время, пока им занимался Ёну, и это могло бы привести к неприятным разбирательствам, но в этом отношении Ёнчжун был бескорыстным. Возможно, это называется беспечным великодушием человека, у которого отсутствует чувство реальности, поскольку не надо содержать семью.
Открылась стеклянная дверь больницы, и появился Ёнчжун, направляющийся в его сторону. В левой руке он нес большой пакет с траурным костюмом, а правую сунул в карман брюк. Ёнчжун морщил лоб, должно быть, от солнца. «Этот человек все так же серьезен», — подумал Ёну. Глядя на знакомое до боли грустное лицо брата и его манеру держаться, будто он постоянно чувствует взгляды чужих людей, Ёну на удивление реально осознал смерть отца. Было предчувствие, что эта смерть оборвет кровную нить, связывающую его с братом, и отдалит их друг от друга еще на большее расстояние. И до этого за весь год они виделись всего несколько раз, а сейчас и такая необходимость отпала.
— Ты еще не ушел? — спросил Ёнчжун, подойдя к Ёну, и, увидев, что тот не собирается подниматься, сел рядом с ним.
— У тебя есть что сказать? Говори.
Ёну протянул брату сигареты, увидев, как тот шарит по карманам.
— Извини, меня ждут.
— Разговор не будет длинным.
Дав прикурить, Ёну достал лежавший рядом с ним конверт и передал отцовское завещание. Как он и предполагал, лицо Ёнчжуна напряглось, он поднес к губам два пальца, державшие сигарету, и несколько секунд молчал, — то ли из-за отцовского дома, то ли из-за имени Мёнсон, неизвестно. Глядя на Ёнчжуна, Ёну подумал: «Если бы этот конверт первым получил не я, а брат, то он непременно бы узнал от отца, кто такая Мёнсон».
— Я просмотрел эти документы, они очень давние. Сейчас многое изменилось в системе учета недвижимости, да и все теперь другое, так что дом будет нелегко найти.
Ёну не думал, что он оправдывается.
— Отец это велел передать мне? — перебил его Ёнчжун.
— Да.
Ёну прямо посмотрел в глаза брата. Они были одного роста, но Ёну крепкого сложения, а Ёнчжун — слегка худощав.
Он положил старый конверт с потрепанной кромкой в свой пакет. Конверт воткнулся в середину сложенного траурного костюма.
— Это будет даже не «Mission imposible»[14], — с равнодушием, которое далось ему с трудом, пробормотал Ёнчжун, поднявшись со скамьи, но скрыл выражение лица, поднеся руку ко лбу.
Это дело отец не поручал лично Ёнчжуну. Ёну знал, что брат не будет спешить выполнить поручение. Он подумал, что если они оба отнесутся так к этому делу, то будет лучше, если все возьмет на себя Ёнчжун. Желания ехать в К. у него, как и у старшего брата, не было. Порой, глядя на людей, навещающих родной поселок даже в преклонном возрасте, он думал, что они или наивные, или со временем поумнели. Самому Ёну казалось, что на родине при встрече с людьми ему совсем нечего будет сказать. Хотя, даже если он поедет туда, вряд ли там найдутся знакомые. Тогда он стремился убежать от этой родины, но сейчас ему не хотелось бы видеть К. совершенно изменившимся.
— Что это? Деньги? — спросила Банана у Ёнчжуна, который уже давно держал в руке конверт и, поглядывая на него, думал о своем.
— Нет, — коротко ответил Ёнчжун.
— Тогда это адрес девушки, что была первой любовью? Так и есть. Должно быть, приехала из родных мест выразить соболезнование. Ей пришлось пострадать немного, но лицо красивое. По каким-то причинам она теперь одна осталась. Так?
Помощник через зеркало бросил на Банану укоризненный взгляд и нарочно громко сказал:
— Господин режиссер, может, поедим что-нибудь?
— Что-то не очень хочется.
— Это что же получается? В такой ясный день придется просто так домой идти? Я так не привыкла.
Оставив без внимания реплику Бананы, встрявшей в разговор, помощник снова повернулся к Ёнчжуну.
— Хотите отдохнуть у себя? Поедем в Мапхо?
Ёнчжун посмотрел в окно машины. Очевидно, за это время они уже миновали кольцевую дорогу: малогабаритный автомобиль помощника остановился в районе Каннам.
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)