Тайна аббата Соньера - [88]

— Я возобновил свои этимологические, исторические и археологические поиски, но столкнулся со стеной. Те, кто спрятал сокровища в разных местах, знали, что делали. Они хотели, чтобы реликвии были доступны исключительно для посвященных. Мне бы потребовалась поддержка господ Оффэ и Йезоло. Надо найти Ковчег, или я сам не знаю что, прежде чем это сделают посланцы Папы. Заметайте следы, Соньер. Уничтожьте все существующие в Ренн-ле-Шато улики. Поменяйте местами могилы на вашем кладбище. И в особенности не тратьте деньги в текущем году.

— Могилы… Я на это больше не отважусь.

— Так надо сделать.

— Вы меня просите в очередной раз совершить святотатство.

— Переместите их, я вас заклинаю.

— Черт меня подери, если я это сделаю!

— Вы сделаете это с помощью этого самого черта! Какими только словами мне приходится ругаться по вашей вине? Боже мой, неужели мы до такой степени прокляты?

Будэ обхватывает свою голову руками. Беранже наблюдает за ним. За короткое время аббат из Ренн-ле-Бэн постарел. Еще год назад он не занял бы такую позицию. Не думает ли он о спасении своей души? Не ждет ли он утешительных слов, которые сам в состоянии щедро раздавать другим? Перед Беранже встает проблема: «Должен ли я прийти ему на помощь? Вчера еще я его ненавидел, он причинил столько зла Мари».

Он пытается сделать ситуацию менее драматичной:

— Будэ, ну же, возьмите себя в руки. Дьявол является всего лишь воплощением детской мечты. Это зло, которое мы беспорядочно ищем по всей Вселенной, чтобы лучше разделаться с ним, часто является всего лишь плодом нашего воображения.

— Не надо показывать свое двуличие со мной, — говорит глухо Будэ. — Вы хорошо говорите, Соньер, но вы так же боитесь, как и я… Я знаю это. Иначе объясните мне, почему вы не хотите передвигать могилы?

— Я не боюсь!

— Тогда молитесь за душу свою, ибо не Святой Дух ведет вас в пустыне, а искуситель. За кого вы себя принимаете, за Иисуса?

Странно слышать такие слова из уст Будэ. Однако Беранже понимает намек на строки из Евангелия: «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если пав, поклонишься мне».

Неужели Будэ готовит для него ловушку? Не он ли искуситель? Он смотрит на него и видит, что в данный момент это всего лишь трясущийся старик. И этот старик смотрит на него непрерывно с чем-то вроде упрека во взгляде.

Беранже чувствует себя неловко. Будэ хорошо во всем разобрался. Он уже близок к тому, чтобы броситься в ноги существу, которое даст ему все царства мира.

— Да простит меня Бог, — говорит он в конце концов. — Да, мне страшно, но мне не хватает смирения, чтобы признаться в этом.

— То, что вам не хватает смирения, является одной из причин, которая продиктовала наш выбор. Вы единственный, кто смог бы довести до победного конца все наше предприятие. Я бы хотел быть похожим на вас, не испытывать проблем с совестью и нестись напролом сквозь все опасности. Вы являетесь силой, Соньер. Используйте себя для защиты дела Приората, и мы сотворим из вас человека, которому будут завидовать все.

Тон Будэ стал более резким. За несколько секунд он снова стал предводителем, которого все боятся, голосом Приората. Беранже понимает, что сейчас позволил манипулировать собой. Еще один раз. Старый аббат встает, поправляет свои пальто и протягивает руку своему единомышленнику.

— Если вам нужен совет или исповедь, то вы знаете, где меня можно найти. Иногда может принести облегчение, если выскажешь все то, что у тебя на сердце. И я сомневаюсь, чтобы у вас было желание посвящать в некоторые дела аббатов Желиса и Ривьера. До скорой встречи, Соньер. Да призовет вас Бог в свою святую гвардию.

— До свидания, отец мой.

Беранже провожает его до двуколки, потом идет в церковь. Он встает на колени перед статуей святой Марии Магдалины, и горло его сжимается. Его глаза закрываются, когда спустя миг он падает ниц перед алтарем. Он молится, сложив свои руки на дарохранительнице. То, о чем он просит, неведомо ему самому; он только жаждет утешения и успокоения, думая, что Бог и святые придут ему на помощь. Произнося очень тихо слова молитвы, он заламывает руки до такой степени, что становится слышен хруст пальцев. Какая помощь? Он один. Он не раскрывает свою душу. Господний мир ему безразличен. Быть сверхчеловеком и королем на этой земле ценой поклонения идеалу мира змея-искусителя — вот то, чего он хочет добиться.

«Господи помилуй… Господи помилуй… Господи помилуй…»

Его лоб три раза соприкасается с мрамором алтаря, и трижды он отказывается быть хорошим пастырем. Когда он снова выходит из церкви, его план созрел. Сегодня же вечером он переместит могилу дамы д’Отпуль.

Начинать все сначала. Соприкасаться с мертвецами. Мари страшно. Ночь за ночью она идет следом за Беранже на кладбище, опустив голову, на языке ее вертятся всякие латинские слова, которые она не понимает, но которые ей дают достаточно сил, чтобы продолжать: «Agnus Dei, christus immolatus pro salute mundi, miserere corporis et animae meae. Agnus Dei per quem salvantur cuncti fideles»[48]… Мертвецы подстерегают ее, когда она украдкой скользит между могил, держа кресты, которые Беранже снимает с мест погребений. Она спотыкается, замирает на месте, стискивает зубы, потом возобновляет движение и молитвы. Именно в полночь ее сердце бьется сильнее всего. В полночь, когда мертвецы выходят из своих гробов. Она чувствует их, они бродят по аллеям и слегка задевают ее. С мраморными надгробиями или просто позабытые в земле, погребенные много веков назад, они все здесь в молчаливой процессии. Потухшие глаза пытаются разглядеть осквернителей их могил.