Тайфун - [97]

— Сык! — послышался из ризницы голос отца Куанга.

Монах, шаркая, поплелся к своему господину. Тот встретил своего прислужника криком:

— Это ты все! Ты виноват, что так получилось!

Он выхватил палку и пытался ударить Сыка, но тот с резвостью, неожиданной для его лет, выскочил из церкви. Старого Сыка никто никогда так не оскорблял. Слезы душили его.

— Теперь-то я знаю, на что ты, святой отец, способен.

Понося кюре последними словами, Сык прошел в свою лачугу за церковью, бросился ничком на жалкую подстилку, служившую ему постелью, и долго лежал. Вечером он напился так, как не напивался давно.

* * *

«Газик» с брезентовым верхом остановился у больницы через два часа после выезда из селения Сангоай. Санитары быстро перенесли больного в приемный покой, Тхай, фельдшер с солеварни и отец мальчика прошли следом. У Хюи начались судороги. Молодой врач в больших очках с выпуклыми линзами осмотрел Хюи и сокрушенно покачал головой.

— Очень поздно вы его привезли, не знаю…

— Мы ехали издалека, — перебил его Тхай, — и если бы не машина, то мы бы неизвестно когда его привезли оттуда. Сейчас все зависит от вас.

Врач внимательно посмотрел на Тхая.

— Я понимаю. Мы сделаем все возможное, но за исход операции ручаться не могу — воспаление уже распространилось на брюшину. Будем надеяться…

Врач сделал знак санитарам, те покатили каталку, направляясь в операционную. Неожиданно Кхоан упал на колени и запричитал:

— Доктор, не надо резать моего сына. Даст бог, он сам поправится, а от операции, я знаю, умрет!..

— Как врач, я знаю, что он умрет, если не делать операции, — рассердился врач.

— И так и этак умрет! Отпустите моего мальчика! — Кхоан повернулся к Тхаю. — Господни начальник, очень благодарен вам за доброту, но сын все равно не выживет. Скажите доктору, чтобы отпустили его, и отвезите нас в здешнюю церковь.

Тхай наморщил лоб и тут же сказал:

— Значит, вот как мы сделаем: в больнице сейчас лечится известный вам отец Лам Ван Тап. Я попрошу его исповедовать вашего сына перед операцией прямо здесь, а в церковь мы можем не успеть…

Через несколько минут в палату вошел старый Тап в черной шелковой рясе. Около каталки, на которой лежал без движения больной, остался только отец мальчика, стоявший на коленях и шептавший молитвы, все остальные отступили в сторону. Отцу Тапу все объяснили по пути. Не теряя времени, он подошел к Хюи и, открыв молитвенник, стал читать. При звуке незнакомого голоса Хюи открыл глаза, но добрый взгляд священника странным образом успокоил его. Старик кончил чтение и тихо спросил:

— Дитя мое, хочешь ли покаяться в совершенных тобою грехах?

— Да, святой отец, я часто не слушал своих родителей, — прошептал мальчик.

— Продолжай, дитя мое, я отпущу тебе все грехи.

— Еще я несколько раз поколотил младших братьев и сестер, украл три рыбы у рыбаков из кооператива…

— Прощаю тебе твои прегрешения…

Мальчик помолчал, потом протянул руку и, ухватившись за полу сутаны, проговорил еле слышно:

— Мать заставляла меня пить святую воду, которую она достала из могилы, а я не пил ее. Только, думаю, тут греха нет, что я отказывался травиться, ведь моя любимая сестренка от этой воды умерла. И один раз я пошел убирать рис, чтобы не голодала наша семья, а работать в этот день церковь нам запрещала. Разве это грех, святой отец?

Отец Тап наклонился к мальчику и часто заморгал.

— Всемогущий господь бог простит тебе все прегрешения… Душа твоя чиста, и не страшись предстать перед господом.

Старик выпрямился, перекрестил больного и повернулся, чтобы уйти. Но мальчик не отпускал его сутану.

— Святой отец, я ведь еще не умер. Помогите мне остаться в живых.

Старик ласково погладил Хюи по голове и назидательно сказал Кхоану:

— Я исполнил свой долг, а теперь надобно сделать все, чтобы спасти эту молодую безгрешную жизнь.

Отец Тап медленно вышел, каталку с больным увезли в операционную, и Кхоан остался один. Он успокоился — душа сына чиста, о ней нечего тревожиться. Но как будет ужасно, если умрет почти уже взрослый помощник, Кхоан плакал, терзаемый страхом за сына.

В это время над Хюи склонился главный врач больницы с густой черной шевелюрой, непокорно выбивавшейся из-под белой шапочки.

— Эритроциты упали ниже некуда, — негромко сказал он. — Надо сделать все, чтобы спасти мальчика.

Медсестра поднесла к его глазам листок с результатами анализа крови.

— Еще не легче! — воскликнул врач. — Да, такую группу не часто встретишь. В больнице у нас разве только у акушера Кхиема, но он уже дал кровь одной роженице…

Операция началась. Через полчаса врач внимательно посмотрел на лицо больного, выглянул в коридор, где, сгорбившись, сидел Кхоан, и негромко сказал медсестре:

— Быстро позовите сюда Кхиема!

— Он же отдыхает после той операции, — ответила та.

— Знаю, знаю, но он член партии.

Через минуту в операционную вошел бледный акушер.

— Товарищ Кхием, — обратился к нему главный врач, — очень тяжелый случай… Парень может умереть…

— Я все понимаю, — ответил акушер, — и я — врач.

Он снял халат и высоко закатал рукав рубахи.

Кхоан метался по приемной: ему слышались из операционной неясные голоса, какие-то звуки, и казалось, это нож вонзается в тело его сына. От ужаса Кхоан зажмурил глаза и прошептал: