Тайфун - [6]

Хижина сестер Нян и Ай притулилась на окраине хутора Бак, примерно в полукилометре от церкви. Возле домика, состоявшего из одной комнаты и двух пристроек, как у большинства крестьян этого забытого богом края, были небольшой сад, крохотный пруд и кухня под низким навесом. Сестры жили здесь после смерти родителей без радости и считали дом своим временным приютом. Обе побывали замужем, обе были брошены мужьями и вернулись в эту хижину, как птицы возвращаются в старое гнездо, несмотря на то, что существуют, может быть, и лучшие пристанища…

Когда Ай, неся на коромысле купленную на рынке зелень, подошла к дому, на улице уже не было ни одного огонька, все спали. Стояла мертвая тишина, только вдалеке слышался собачий лай. Ай вошла в комнату. Перед распятием теплилась лампада. Ай сложила зелень в углу кухни на пол, вымыла в пруду руки и ноги и присела отдохнуть на тхем[3]. Странно, что в такой поздний час Нян все еще нет дома. Ветер с моря подул сильнее, нагоняя клочковатые тучи, то и дело закрывавшие серп лупы. В душу Ай закралась смутная тревога.

Много раз пересказывал ей свои мечты Выонг. Хороший он парень, добрый, ласковый, но уж больно горяч и нетерпелив. И так уверен, что все будет хорошо. Поэтому и ждать не умеет, считает, что любовь двух людей обладает огромной силой. Вот как ему представляется его жизнь с Ай: сразу после свадьбы построят себе дом из трех комнат, поставят хороший забор, разобьют сад; в доме у них обязательно будут кровать, вентилятор, белый москитник, термос, ваза с цветами и книжный шкаф; на аккуратно побеленных стенах они обязательно повесят картинки, и на одной будет изображен рабочий у большого завода или дымящей домны. Каждый день Выонг и Ай будут отправляться на поля кооператива. Селение Сангоай на глазах хорошеет: на полях созревают хорошие урожаи риса, на побережье поднимаются заросли филао. Там и здесь сверкает под солнцем соль, выпариваемая из морской воды. Просторы сине-зеленого моря бороздят сотни джонок, каждый вечер они возвращаются домой с богатым уловом рыбы. Весело шутят довольные рыбаки, радостно встречают их жены… Красивые мечты, но суждено ли им сбыться?! Выонг всегда уверял — непременно, и такая жизнь настанет очень скоро. Рядом с Выонгом, когда большая мозолистая рука его ласково ложится на длинные волосы девушки, Ай тоже начинает верить в то, что мечты воплотятся в действительность. Ай прикрывает глаза, и перед ней встают яркие картины счастливого будущего. Но оставаясь одна, Ай часто терзалась, как сегодня, смутным беспокойством, неясной тревогой. Сколько же еще ждать этого счастья, и каким оно будет в жизни. Слишком много бед выпало на долю Ай: замуж ее отдали по расчету, нелюбимый муж оказался к тому же бездельником и проходимцем, свекровь была злой и сварливой. Не любили Ай в семье мужа, не любили и в деревне. Да и немудрено! Когда в уезде началась партизанская война против французов, селение Сангоай, чуть ли не единственное во всей округе, оставалось лояльным к колонизаторам и их приспешникам. Здесь они отдыхали, набираясь сил после боев с партизанами. В местной церкви квартировала, двадцать третья рота двенадцатого батальона марионеточной армии. Командовал ротой бывший священник Кхам, прославившийся своей жестокостью. Он дослужился до капитана и постоянно возглавлял карательные операции, в ходе которых солдаты убивали без разбору сотни людей. Рота Кхама называлась охранной, и почти вся молодежь деревни служила в ней. Кого забрали силком, кто пошел по доброй воле. Французские деньги способствовали призрачному благополучию. Бездельников и гуляк развелось полным-полно. Жители других деревень ненавидели бандитов из Сангоая, которые под предводительством «отца» Кхама отнимали у крестьян округи все подряд до последнего куска, до последней связки сушеной рыбы… Когда наконец враг был выбит из района, местные кадровые работники потратили много сил, чтобы перевоспитать жителей селения, где помогали бандитам и потакали им. Но результаты этой работы пока еще были не слишком ощутимы.. И сегодня производство организовано плохо, работают крестьяне спустя рукава. Есть хорошие передовые девушки и парни — Выонг из их числа, но осталось еще много подлецов, вроде Нионга, которые попрятались, как клопы, по темным щелям. Иногда в селении Сангоай, на рынке Сачунг, в приморских поселках появляется «отец» Сан. Этот горе-священник в свое время заведовал канцелярией в роте Кхама, а теперь ходит в сутане. Никто не знает, чем занимается здесь этот дылда, но Ай, встретившись с ним, дрожит от страха под проницательным взглядом глаз, полускрытых за стеклами очков в светлой оправе. Ей-то понятно, что подобные люди мутят в округе воду. Такой нечисти осталось еще немало. Как мошкара на свет, она слетается в Сангоай и назойливо жужжит, не давая людям покоя. Ночным гостям нельзя показываться на людях, слишком много преступлений на их совести. Совсем недавно они грабили и убивали, а теперь, крадучись, словно лисы, появляются то там, то здесь, пока темно. Среди них есть человек, которого Ай боится даже больше, чем Сана. Это Лык, беглый муж сестры Нян. Много лет убивал он ни в чем не повинных людей в уездах Каомай, Суантхай и других. Выслужился от рядового охранника до командира карательного отряда. Потом вступил во французский экспедиционный корпус и получил за «заслуги» нашивки сержанта второго класса. Ай никогда не видела этого бандита «за работой», только слышала о нем много страшного. Но Ай было достаточно увидеть его густые сальные волосы, которые он заправлял за уши, как дужки очков, прищуренные злые глаза с красноватыми веками, желтые прокуренные зубы, толстое опухшее лицо, на котором двумя пиявками прилепились толстые губы, — и ее охватывал ужас. Ай любила родную деревню, но из-за таких, как Сан или Лык, положение оставалось неспокойным, люди страдали. А как мучилась Нян, когда в Сангоае объявился ее беглый муженек! За несколько дней она похудела и вся сникла. Еще недавно кожа сестры была нежной и бархатистой, а теперь увяла, глаза потускнели, губы поблекли. Нян сразу на несколько лет состарилась. Может быть, из-за переживаний проявились худшие стороны ее натуры, особенно скупость. Прежде никто не умел веселиться лучше, чем Нян, а теперь на нее то и дело накатывает беспричинная злоба, и сестра превращается в ведьму, одержимую бесами. Иногда Нян вдруг отложит работу — штопку или еще что-нибудь — и часами молча сидит, уставившись в одну точку и теребя иголку с ниткой, и никого-то не хочет видеть рядом, даже младшую сестру…