Таякан - [16]

— Океан с его пляжем никуда не убежит. А дискотека у нас только в субботу.

Двоюродный брат был взрослее Ричарда на два года. Поразмыслив над чем-то, он добавил:

— К тому же сегодня можно увидеть самых красивых девчонок нашего побережья. Идем!

Заплатив несколько кордоб и машинально поправив прическу, Ричард оказался за алюминиевой дверью в душной темноте капонира. Волны тяжелого рока бились о сферические стены и, отлетая, накатывались на ушные перепонки. Лампы-вспышки, подобно молниям, выхватывали из мрака лица и фигуры танцующих. Высвеченные неумолимо ярким светом, силуэты как в фильме со стоп-кадром на мгновение застывали и вновь исчезали в темноте.

— Сегодня! — кричал со сцены диск-жокей, — мы узнаем имя самой красивой девушки Сан-Хуана и всего нашего побережья.

Диск-жокей — высокий, кучерявый парень — неуклюже подпрыгнул на освещенной сцене. В прыжке он перекинул микрофон из левой руки в правую и, к общей радости, благополучно приземлился, не теряя равновесия.

— Пинто горластый! Правда, посмотри, как он похож на петуха, — в незнакомой обстановке Ричард чувствовал себя неуютно. Поэтому отпущенная в адрес диск-жокея шутка должна была снять неловкость первых минут и помочь «вживанию в обстановку».

— Это ты зря! — Брат не улыбнулся. — Подойди поближе к сцене и увидишь: у Родриго нет ноги. Он потерял ее в бою с контрас. Он не пинто...

Если бы земля разверзлась под ногами Ричарда, он был бы в этот момент самым счастливым человеком.

— Нам нельзя быть хмурыми и злыми, — кричал в микрофон диск-жокей. — Пусть контрас знают — у нас нет страха. Мы нашли мины, которые они поставили в нашем порту. Мы загоним обратно в стволы пули, посланные в нас. Пусть они знают, что я, Родриго, как и прежде, танцую!..

— Браво, Родриго! — кричала толпа. — Ты настоящий тигр, компа! Дай нам музыки, Родриго! Иди к нам, братишка!

Ричард чувствовал, как краска, залившая лицо и шею, густеет и он вот-вот полыхнет в темноте, «Что я знал об этом человеке? — зло сам себя спрашивал Ричард. — Почему вот так, походя, решил высмеять его? Да, к счастью, он не услышал моих грязных слов. Но разве от этого я сам стал лучше, достойнее?»

Заповедь отца, доселе непонятная, — а звучала она так: «То, чего нельзя делать, не делай даже в мыслях», — обрела вдруг смысл и стала доступной. Приподнявшись на цыпочках, Ричард поверх голов смотрел на прыгающего по сцене диск-жокея и был искренне благодарен ему. За что? — этого он не мог объяснить. За минутами стыда и смятения, когда приходит вера, что подобная недостойность с твоей стороны неповторима, рождается чувство позднего раскаяния и горячее желание сделать для всех людей что-то очень доброе.

После громыхающей атаки рока, блюз и синий, пробивавшийся сквозь табачный дым, ровный свет можно было сравнить с глотком морского воздуха. Звуки саксофона переплетались с шумом морского прибоя. Парни повзрослее, танцуя, обнимали своих подружек, чуть небрежно, как бы нехотя. Некоторые из них танцевали так: одной рукой придерживали девчонку за плечи, в другой руке держали открытую бутылку пива...

Рядом с Ричардом танцевали две девушки. Одна из них, с длинными, спадающими на открытые плечи волосами, запомнилась ему удивительной пластикой.

В кузове «ифы», ползущей по черной сельве к складу боеприпасов (и это было необъяснимо, как сон), Ричард отчетливо ощутил кончиками пальцев мягкий ремешок на талии девчонки. Танцуя, он старательно повторял вслед за ней плавные, полные родившейся нежности движения. Рядом с ней он хотел выглядеть этаким бойким развязным малым, который на шестой минуте знакомства лезет целоваться. Быть может, он и решился бы так поступить, но строгий взгляд девчонки разделял их жесткой невидимой стеной. Он пытался обижаться на нее, потом злился на свою робость. Но вот чудо: сейчас в кузове машины, вспоминая те, недавние события в Сан-Хуане, он был искренне рад, что образ «кабальеро-сердцееда» у него не получился и он ничем не обидел девчонку.

Хорошо, когда в дальней дороге с неизвестным концом ты можешь уверенно оглянуться. Уверенно, потому что за тобой там, в прошлом, нет постыдных дел и напрасно обиженных людей.

...Склад боеприпасов был совершенно непохож на алюминиевый капонир в Сан-Хуане. В трех километрах от него «ифу» остановил патруль из четырех бойцов.

— Вы, товарищи, опоздали на сорок минут, — сказал старший патруля, изучив документы Дугласа.

— А я что говорил?! — Водитель выскочил из кабины и с силой хлопнул дверцей. — То у нас митинг! То лекция о ценах на рынке в Манагуа...

— Кто знал, что ты раньше катафалками управлял? — Дуглас подмигнул Ричарду. — А если не управлял, то после такой езды тебе только там и работать. Торопиться-то некуда...

— Они, вот эти двое, — водитель искал поддержки у старшего патруля и, взмахивая большими руками, как крыльями, распалялся не на шутку. — Да, вот эти машину не понимают. То им останови, то им обгоняй.

— Не будем спорить. — Старший сделал знак одному из бойцов. Двое других, посмеиваясь над перепалкой Дугласа и водителя, тем не менее автоматы держали наготове, контролируя каждый шаг прибывших на грузовике людей. Старший патруля связался с кем-то по рации. Потом махнул рукой — путь свободен. Один из патрульных вскочил на подножку «ифы».