Тартак - [31]

Повод был жесткий и твердый, стоял как прут, корова втоптала его в грязь, и он выскальзывал из рук, когда она мотала головой. Панок закрутил его на руке, зажав конец в ладони. Повод был из старого, про­шлогоднего витого постромка; корова, дергаясь, его надорвала, лопнула одна нить.

Когда затрещало впереди в ольшанике и повод выскользнул из рук, Панок прыгнул и, поймав его за самый конец, полетел локтями в воду. Почувствовал, что тащится по земле и что-то твердое уперлось в живот.

«Топор... Был заткнут за пояс...»

Он опустил повод, вскочил на колени и увидел, что корова свали­лась на передние ноги и подогнула голову: копыта обвила веревка.

Встав на ноги, Панок передвинул топор с живота на спину и выпу­стил из рук повод. Корова не вставала, лежала, подогнув передние ноги.

Снова рвануло за ольшаником, невдалеке от лозняка, и застрекотал пулемет в бору возле криницы, где они вчера оставили подводы. Замы­чала лежа корова. Закричали в лозняке бабы, и заголосили у кого-то дети — не ихние, он узнал бы. По болоту бежали.

Он посмотрел в ту сторону, где был подстожник, и увидел, ка.к яркогорит в кустах костер — разгорелись еловые сучья и над елью высоко вверху вился дым, стоял столбом, клонясь в сторону деревни...

— Корову гляди... Володя!..— закричала ему издалека Верка.— Я одна справлюсь с детьми...

Верка тушила огонь: раскидала под елью головешки. Видно, выли­ла на угли молоко из чугунка: по лозняку теперь пополз белый дым; со­гнулся, словно его подрубили посередине, высокий серый столб, висев­ший вверху над елью.

— Корову лови!..— еще раз крикнула Верка. Закинув за спину узел, она подняла малыша. К ней .прижались, вскочив спросонья, девоч­ки. Маленькие, не видны в траве.

Потом Верка крикнула, чтобы он бросил корову («Черт с ней!») и догонял их. Все бегут на Борки... Верка с детьми и узлом на плечах скрылась в лозняке.

За болотом в бору стучал без передышки пулемет— на все Корче- ватки. По лесу и лозняку пошли отголоски — туда, где в коричневом тумане бежало по болоту вслед за людьми солнце. Панок услышал, что стреляют и на Борках, и за Корчеватками на лесосеке, и за кладками — возле деревни на загуменье.

Била задними ногами по грязи корова, пыталась встать. Панок от­пустил повод, корова встала на ноги и, подвернув вниз голову, потяну­ла Панка назад в ольшаник. Он забежал ей наперед и повернул на кладки, повел, держась за рога и прижавшись к шее. Корова мотала головой — ее никогда так не вели. На поляне, где рос круглей, она увя­зала по колена, поднимая ногами грязь и каждый раз стараясь вы­браться из трясины. На кладках было тверже, попадались корни, и корова, прыгнув, стряхнула с себя грязь. Панку залепило глаза.

Немцы стреляли из бора вдоль болота — увидели людей. Надо бе­жать на Борки, туда через все болото немцы не сунутся. Там уже где-то Верка с детьми. Корову можно привязать тут, на кладках, чтобы не сбе­жала. Но, привязанная, она будет все время мычать, глядя на Борки, где люди, и тогда сюда придут немцы.

Увидев синий дымок над костром под елью — видать, тлел, откатив­шись от огня, березовый гниляк,— Панок подумал: будет голодать ребе­нок. Придется давать сухарь в тряпочке, размочив и разжевав во рту, и хлопчик, голодный, станет кричать на чем свет стоит, как кричал вчера с вечера.

За кладками пошел реденький березняк с желтым листом и мелкая красная лоза — стлалась по земле. Травы тут не было: ее глушил мох. Белый, длинный, он поднялся высоко от земли, будто висел на тонких стебельках клюквы, ноги под ним провалились в болото. Панок ступал, стараясь попасть на кочки, и, когда вязли в земле ноги, опирался о ко­ровью шею. Корова идет смелее: лучше чует, где тверже.

Шумело вверху; за Борками, на лесосеке, сотрясалась земля. Сна­ряды летели откуда-то издалека, не из деревни. В бору стреляли корот­кими очередями — из автоматов. Замолкали автоматы — били из винто­вок, будто рубили топорами деревья.

Лесом, видать, пошли немцы... В Борки по такому болоту они не дойдут.

Когда Панок провалился вдруг по самую грудь, он сразу увидел, что белого мха на болоте уже нет; впереди блестела на солнце вода, усыпанная мелкими листьями. Вокруг шипела зеленая грязь — полезла из болота; из-под нее выскакивали большие синие пузыри и лопались. Стало холодно ногам, даже закололо. Одна рука у него лежала на чем- то твердом. Он оглянулся: рука лежала на голове у коровы. Коровы не было видно — торчали только из грязи мокрые рога. На них лежал по­вод, весь в зеленой тине.

Боясь захлебнуться, Панок ухватился за шею коровы обеими рука­ми; почувствовал, что наступил ногами на что-то твердое и стоит, как на кладке. Увидел перед собой сосенку с сухим верхом и зеленой веткой, росшей у самой земли; возле сосенки чернела кочка. На ней был обод­ран мох, и по серому песку Панок определил, что впереди сухо. Он, ви­димо, провалился в яму.

Корова вдруг замычала протяжно и жалобно, как по теленку.

Ступив вперед, Панок почувствовал, что идет по твердому грунту, и грязь только по грудь. Повод у него был в руках, и когда снова замы­чала корова, он стеганул ее по голове. Раз, другой... Из-под поводка в глаза полетела липкая густая грязь. Увидев, как пошла вдруг корова, он снова стал бить ее по голове. Потом, когда из грязи показалась спи­на, бил по спине — стегал мокрым поводком.