Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [99]

Андрей говорил еще о том, что на этой картине окончательно перестал верить в такое понятие, как «русская интеллигенция». Видимо, снова имея в виду прежде всего Рерберга, признавался, что все разговоры о единстве и взаимопонимании на «одном классовом уровне» оказались всего лишь «болтовней». Сетовал, полагая, что «этот человек окончательно спился», а самому Андрею, в конце концов, всех этих «предателей жаль», потому что они потеряли самих себя, затерявшись в толпе…

После этого Маша Чугунова говорила мне в коридоре чуть ли не со слезами на глазах, как неправ Андрей относительно Рерберга. Маша продолжала тайно дружить с ним и, думаю, справедливо уверяла меня (а что было меня уверять?), что Андрей не понимает, что именно Рерберг – «тот единственный человек, который его искренне любит и понимает», что «даже к Ларисе он относится искренне, понимая, что она нужна Андрею как женское начало…». В этот момент Маша махнула рукой на дверь комнаты, за которой продолжалось торжество: «А там всем на самом деле на них совершенно наплевать – над ними все смеются… А что касается Ларисы, то это уже просто болезнь: как только она приходит на студию, то тут же Араик и бутылка! И все это видят! А Рерберг страдает ужасно. Он потерял два года, ничего не снимает, потому что Андрей для него все… Порывается то письмо ему написать, то позвонить…» Да! Это была подлинно драматическая размолвка!

Художник и декоратор Рашид, один из «непредававших» и перекочевавших с одного «Сталкера» на другой, провел все время на натуре и в декорациях, создавая и обрабатывая каждый кусочек кадра от звонка до звонка. Он холил эти декорации собственными руками, выклеивал каждую щербинку, прорисовывал всякую щель, подклеивал кусочки мха и плесени, никогда не жалуясь. А теперь он сидел совершенно ошалевший от своей внезапной свободы! Неужели съемки позади? «Позади! – говорил он пьяно и радостно. – Но как было трудно! Потому что Андрей так часто все меняет, то и дело сам не знает, на чем остановиться. Он скажет идею и требует, чтобы она была выполнена идеально, идеально воплощена. А если сделаешь чуть хуже, то он уже теряет веру в саму идею, теряет интерес к ней, хотя идея-то может быть прекрасной и совершенно ни в чем не виноватой»…

И другой художник, Володя, жаловался на то, как трудно было выстроить на студии все павильоны: «Группа-то уехала на съемки, и оставался на студии только один заместитель директора. На словах все были за, а на деле оказывалось, что все против. Давали такие советы, что, если их послушать, можно было бы все дело погубить. То есть на словах-то все помогали, а на деле чинили всяческие препоны».

Домой мы возвращались вместе с Солоницыным. Он был, как говорится, «готов», и мы предлагали ему, как не раз бывало прежде, заночевать у нас. Но он категорически отказывался и все лепетал, что едет домой к своей «няне», то есть к Свете, своей второй жене, говорил, что совершенно с ней счастлив и живут они в полной гармонии: «ну вот клеточка к клеточке… вы не представляете даже себе!»… А потом, перед тем как нам расстаться на «Киевской», плакал, что его любимая доченька от первого брака Лялька (Лариса) прошла мимо него на «Молдова-фильме», не задержавшись…

Вот так итожился последний съемочный день второго «Сталкера».

19 марта 1979 года

Сегодня был назначен срок сдачи «Сталкера», но картину сдали еще 16 марта, то есть «досрочно», а это означает, что группа должна получить премию. Тарковский мне так и объяснил: «Нужно было дирекции сдать для премии».

Так что, на самом деле, сегодня, 19 марта, он еще сидит в студии перезаписи, как и полторы недели назад: просит добавить басов в финальную фонограмму, просит, чтобы звук движения стакана по столу был тише, не таким ясным и менее членораздельным…

Потом ему успевают показать две части рекламных роликов «Соляриса» и «Зеркала», подготовленных для «Совэкспортфильма»… А после этого Андрей направляется в монтажную, чтобы перемонтировать и переделать четыре части готового фильма…

Недатированная запись

Очередная встреча для разговоров по «Книге сопоставлений». Все начинается с критики Андреем Лотмана – ох, не любит он структуралистов! Но, как часто случается с ним, он быстро перескакивает на другие темы и начисто забывает, с чего мы начали… Сегодня он раскрыл свою сокровенную тетрадь, куда он записывает понравившиеся ему цитаты, и обрушивает их на мою голову просто так, одну за другой…

«Вот Достоевский писал: “Говорят, что творчество должно отражать жизнь и прочее… Все это вздор: писатель (поэт) сам создает жизнь, да еще такую, какой в полном объеме до него и не было!!!”» Андрей в полном восторге, но вдруг почему-то перескакивает на воспоминания о Биби Андерссон, которую он когда-то предполагал снимать в «Зеркале»: «Помнишь, как я Биби собирался снимать в роли Матери? А что? Гениально сыграла бы, а?» Но это ему вспоминается «между прочим», пока он роется в своей тетради в поисках другой цитаты, из Л. Толстого, которую хочет мне зачитать. Но, перелистывая страницы, он увлекается все новыми и новыми премудростями и вот уже читает мне рассуждения китайского философа о взаимосвязи музыки с эпохой…