Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [97]

Шрифт
Интервал


20 августа

Я возвращаюсь в Москву поездом. Вместе со мной в купе едет администратор картины Татьяна Глебовна. Всю дорогу она мне рассказывает о том, как медленно работает Андрей. И приводит в пример съемки кадра, в котором запечатлевалось дерево: «Это дерево мы один день снимали пять часов, а на следующий день – еще восемь часов!!! Вначале мы обдирали листья с этого дерева. Потом мы их приклеивали. Потом делали паутину. Потом поливали его водой. Потом мы его красили. Потом припыливали, то есть чуть-чуть, как бы, пылью… Потом Андрей долго кусал усы и, наконец, заявил, что «кадр готов для съемок!». Потом она жаловалась, что Андрей стал груб на площадке (раньше этого не было. – О.С.), кричит и на рабочих, и на актеров – «бестолочи… бараны…» Ну ладно еще на актеров. А ведь рабочие-то… вообще все могут бросить да уехать… им-то что? Кроме того, если Тарковский сам художник-постановщик, то кто виноват в том, что кадр не готов? На кого он кричит? Это художник-постановщик должен был сдать этот кадр в готовом виде режиссеру-постановщику… Вот и сдавал бы! И Княжинский оказывается совершенно не при деле – Андрей сам, лично устанавливает кадр по пять часов, который профессиональный оператор устанавливал бы минут семь… А он все хочет сам, сам!..»

Слушать все это было грустно и тревожно… Андрей после перенесенного инфаркта жил под Таллином, в загородной вилле близ моря, на втором этаже, с верандой… Заделался вегетарианцем, ел все без соли «по

Бреггу», делал часовую дыхательную гимнастику «по йогам» и вообще был полон благих намерений… А Лара пила… как будто бы «втихаря»…


5 декабря 1978 года

Предстоит публикация главы из книги. Поэтому Андрей делает поправки к тем кускам, где речь идет о первом «Сталкере».

Итак, монолог Тарковского:

«Прежде всего, нужно дать ясно понять, что сценарий не имеет ничего общего с повестью. Есть только два слова, два понятия, которые перешли в сценарий из повести: это “зона” и “сталкер”…

У нас в фильме “зона” выглядит так, точно это территория, оставшаяся после “пришельцев”. Существует легенда, что в Зоне есть одно труднодоступное место, где сбываются все желания.

Монтажные склейки должны делаться в картине таким образом, чтобы они не усекали куски времени, чтобы они соединяли реальную длительность, проведенную героями в Зоне. И так вплоть до возвращения в город: этот момент опускается и таким образом возникает единственный разрыв во времени…

Что касается кино и прозы, то это разные искусства, и наивно было бы говорить о том, что у кино больше возможностей, чем у прозы».

Далее следуют рассуждения Тарковского о музыке, литературе и кинематографе, которые вошли в книгу.

«Что касается идеи “Сталкера”, – продолжал Андрей, – то ее нельзя вербально формулировать… Не называй ее, пожалуйста… Так что рассказываю только тебе лично: это трагедия человека, который хочет верить, хочет заставить себя и других во что-то верить, понимаешь? Для этого он ходит в Зону. Он хочет заставить кого-то во что-то поверить в этом насквозь прагматичном мире, но у него ничего не получается из этой затеи. Он сам никому не нужен точно так же, как никому не нужна эта Зона. То есть весь фильм рассказывает о победе материализма в этом мире.

Раньше в “Солярисе” была высказана мысль о том, что “человеку нужен только человек”, и эта мысль была мне необходима. А вот в “Сталкере” та же мысль выворачивается наизнанку: выясняется, что зависимость от других людей, любовь к ним, тем более перерастающая в невозможность своего отдельного, независимого от них существования, – это недостаток, неумение построить свою собственную жизнь без постороннего участия. Настоящая трагедия состоит в том, что, оказывается, человек ничего не может дать человеку!»

Тут Андрей хитро и лукаво улыбнулся, хлопнув по бумаге, на которой я писала:

«Мы ничего исправлять не будем… Вот пусть все так и останется…»

Я в восторге от нового решения, и как это все-таки типично для Андрея – начать с одного категорического заявления: «идею “Сталкера” не говори», а закончить прямо противоположным решением. В этом он весь!

«Но картина совсем другая стала… совсем… – продолжает Тарковский. – Вот монолог о музыке, который теперь звучит… Этот монолог не имеет окончания, но каждый имеющий уши поймет, что речь в нем идет о существовании Бога… А Толя играет лучше всех!»

Слава богу, теперь и «Толя играет лучше всех», а совсем недавно крыл его последними словами – опять типичный Андрей!

«А Кайдановский вам меньше нравится?! – спрашиваю я.

«Нет, так нельзя сказать. Говорят, что он играет неважно, но ведь никто ничего не понимает… У Кайдановского есть такие куски, которые Толя никогда бы не сделал – по напряженности… Правда, я с ужасом думаю, как он их озвучит… Мне казалось, что сейчас самая выигрышная роль у Толи, но думаю… Не знаю… Сталкер?.. Хотя до конца неясно, что он за человек… А вообще у меня уже почти все смонтировалось, только еще много работы с музыкой…»

«А что же вы с музыкой все-таки решили в результате?», – спрашиваю я, потому что помню мечту Тарковского сделать этот фильм вовсе без музыки. «Не знаю еще, но ее будет мало…»


Еще от автора Ольга Евгеньевна Суркова
Тарковский и я. Дневник пионерки

Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.


Поляна, 2012 № 01 (1), август

Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…


Рекомендуем почитать
Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)

«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса...  ...со скоростью мира».


Русско-японская война, 1904-1905. Боевые действия на море

В этой книге мы решили вспомнить и рассказать о ходе русско-японской войны на море: о героизме русских моряков, о подвигах многих боевых кораблей, об успешных действиях отряда владивостокских крейсеров, о беспримерном походе 2-й Тихоокеанской эскадры и о ее трагической, но также героической гибели в Цусимском сражении.


До дневников (журнальный вариант вводной главы)

От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.


В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.