/, необходимо было достать бадью из колодца. Крайне расстроенные мы вошли в сардобу и все трое, развязав свои чалмы и кушаки с бедер, связали их друг с другом и, присоединив к ним недоуздки, поводья и подпруги наших лошадей, мы обвязали ими талию деревенщины и стали его спускать в колодец. Колодец был такой обширный в диаметре, что обе руки того человека вытянутые на уровне плеч не доставали до стен колодца. На полпути глубины колодца чалма или кушак — один из них оборвался, и мужик полетел вниз, на дно колодца. Послышался всплеск воды. Окончательно отчаявшись считать его живым, я сказал слуге: «Посмотри снаружи. Не дай бог, если ямщики и казахи придут и узнают об этом случае — они нас немедля столкнут в колодец. Легко было упасть бадье, а каково станет нам погибать из-за этого злополучного мужика?» Когда мой слуга вышел, я подошел к краю колодца и наудачу позвал того человека: «Жив ли ты или мертв?» И вдруг из глубины колодца послышался печальный голос: «Я живой, но хуже, чем мертвый, сижу на краю второго колодца». Глубина колодца была около 50 газов»
121[230] Я немедленно позвал своего слугу, и мы разорвали оставшиеся чалмы и кушак, связали их концы, присоединив к ним веревки, [которыми привязывали /77/ лошадей] и опустили в колодец. Я крикнул: /
86б/ «Привяжи к этому веревку с бадьей». Верёвку с бадьей мы стали осторожно тянуть наверх, ухватившись за веревку с бадьей, крепко привязали ее к кольцам на деревянном валике. Потом поспешно отвязали бадью и свободный конец верёвки опустили в колодец. Я крикнул: «Закрепи [веревку] вокруг своего пояса как можно лучше». Тот так и сделал. Мой слуга был человек энергичный и сильный; напрягши все силы, он стал тащить [из колодца] нашего попутчика, а я в крайнем волнении наматывал освобождающуюся часть верёвки на деревянный вал колодца. С такими трудностями, страхом и волнениями мы, наконец, вытащили из колодца этого человека. К удивлению своему я убедился, что ему не причинилось никакого вреда, никакого членовредительства. Полуживой, он теперь как бы обрел новую жизнь. Воздавши благодарение единому благодетелю [богу], мы вышли из сардобы и увидели трех ямщиков-казахов, гнавших девять лошадей на водопой. Станция находилась от сардобы на расстоянии, примерно, тысячи шагов. Увидев ямщиков, мы вторично, поклонившись, возблагодарили [Аллаха] и пошли к месту своего привала за стеною сардобы. Принеся воды из сардобы, мы заварили чай, сделали чай с сахаром и сами, не притрагиваясь к нему, стали поить нашего попутчика, потому что у него, насквозь промокшего, от холодного воздуха и сырости в колодце и от страха смерти теперь зуб на зуб не попадал. Когда он поправился и пришел в себя, я спросил его об устройстве колодца. Он рассказал мне следующее: /
87а/ «Когда веревка оборвалась и я полетел на дно колодца, я сразу же упал в воду, но не мог достать ногами дна и едва не захлебнулся. Но высунув из воды голову я ухватился за край второго колодца и, высунувшись из воды, вылез, я увидел, что вокруг меня /78/ гладкая ровная поверхность. До этого места [строители] соорудили первый колодец очень обширный, а потом выложили второй колодец меньшего [диаметра]. Я уже отчаялся остаться в живых, но, услышав твой голос, я приободрился».
Итак, ту ночь мы провели подле этой сардобы, а ранним утром пустились в дальнейший путь. Достигнув почтовой станции Малик, мы там отдохнули, достали из тамошнего колодца воды, вскипятили чай и позавтракав, поехали дальше. Еще до наступления вечера мы подъехали к берегу Сырдарьи, где стояло судно, готовое к отплытию. Мы немедленно погрузились на него со своими лошадьми. Наш злополучный спутник, намереваясь ввести свою лошадь на паром, стал ее сильно подталкивать сзади. Лошадь, испугавшись, бросилась в сторону и упала в реку, а ее незадачливый хозяин, пытаясь ее удержать, перевернулся и полетел вместе с лошадью в воду. С судна понеслись крики, поднялась суматоха. Судовщики еле-еле вытащили из воды злополучного деревенщину, направившегося на тот свет, /87б/ и его лошадь. Я спросил деревенщину: «Эй, злополучный! В чем тут дело, что с тобою все время случаются несчастья?» Он мне ответил на это: «Я выехал из тумана Варданзи 122[231], направляясь в Ташкент. Приехал в Самарканд, там уселся на русской дороге с целью совершить омовение. За это я неделю сидел под арестом. А в Джиззаке в течение трех дней подвергался разным неприятностям. По дороге Чул-и Мирза перенес эти ужасные страдания. Сейчас упал в реку. Не знаю теперь, какие еще происшествия меня ожидают».
Переправившись через реку [Сырдарья], я распростился со своим злосчастным попутчиком, пожелал ему всего лучшего и вскоре забыл его встречу с нами. /79/
Рассказ
Помню, когда мы вместе с слугой верхом выехали из Ташкента и достигли берега реки Сырдарьи, нам сопутствовали несколько бухарских и самаркандских купцов. Ко времени предвечернего намаза мы с друзьями сели на судно. Но вдруг вода реки пришла в волнение. С наступлением сумерек судно подплыло к переправе. Приблизившись к берегу, оно опять отошло назад. Судовщик веревкой притянул судно к берегу и привязал к колу. Затем пассажиры спокойно покинули судно. Некоторые унылые люди, считая себя ловкими, при приближении судна к берегу, кто в одиночку, а кто со своими лошадьми, выскочили на берег. Узда моего коня была в руках слабоумного слуги, который с приближением судна к берегу, /
