Танины тополя - [20]
В районе Волмы и Пекалина была окружена стотысячная группировка врага. Большая роль в ее ликвидации принадлежала 33-й армии 3-го Белорусского фронта. Разбитые и разрозненные, немецкие войска надеялись вырваться из «котла». Гитлеровцы собирались в отряды, порой равные по численности целым дивизиям, старались выйти из болот и лесов на главные шоссейные магистрали, чтобы ускорить продвижение в сторону Минска. И на что только не шли фашисты, чтобы выбраться из котла!
Мне вспоминается поездка в Белоруссию, по местам боевого пути Татьяны Барамзиной, и, в частности, встреча с директором восьмилетней школы в Волме, Георгием Никифоровым. Во время описываемых событий ему было девять лет.
Георгий Борисович вспоминает:
— Мы вышли из Шабуней. Кто-то сказал: «Красная Армия пришла!» Только вышли из леса — танковая колонна, на головном танке — красный флаг. «Мама, спрашиваю, куда бросать цветы?» — «На дорогу, сынок»… Вдруг по нам стали стрелять. Оказалось, это были немцы, они вырывались на Волму, на Могилевское шоссе. Помню, около Волмы им закрыли дорогу, не дали вырваться…
Тогда я сказал Георгию Никифорову, что Шабуни, Пекалин и Волму освобождал 252-й полк 70-й дивизии, в составе которого действовала и ефрейтор Татьяна Барамзина.
В районе Верхмен полк встретил сильное сопротивление противника. При поддержке двух танков первый и второй стрелковые батальоны выбили фашистов из деревни Верхмен.
А третьему батальону предстояла сложная десантная операция. Разведка донесла, что одна из группировок противника, блуждавших в огненном кольце, в надежде прорвать его и уйти севернее или южнее Минска, полностью освобожденного от врага 3 июля 1944 года, движется к главной автомагистрали.
Надо было во что бы то ни стало захватить узел дорог в районе Пекалина и удержать его до подхода главных сил полка.
Вечером 4 июля третий стрелковый батальон на машинах истребительного противотанкового артиллерийского полка убыл в заданном направлении и в 24.00 был на месте.
ПОДВИГ
Ночь была теплая, безветренная, баюкающая. Минутами обстановка и время теряли для Тани свою остроту, а предметы приобретали фантастические оттенки.
Казалось, что несколько изб, сиротливо приткнувшихся друг к другу, чернеющих на фоне синеватого неба, насупившийся сосновый бор близ маленькой неподвижной речки, фигуры бойцов, застывших в окопчиках, у пулеметов и орудий, — казалось, все это сковано каким-то сказочным сном. Впечатление усиливалось еще устоявшейся тишиной, в которой, однако, чувствовалась настороженность.
Каждый из десантников был готов к бою, и в эти оставшиеся часы перед схваткой каждый по-своему вел себя, каждый думал о своем и каждый переживал предстоящее по-своему. Вот пожилой солдат с густыми усами прикорнул в траншее, сдвинув каску на переносицу, и тихо посапывает. Минометчик Скворцов, из Чувашии, известный в батальоне острослов, и сейчас старается, хоть полушепотом, рассмешить всегда молчаливого и хмурого Стефаненко. Тому вовсе не смешно. Вспомнил, наверное, тракторист свою деревеньку на Смоленщине. Шелаев, паренек из-под Калуги, живет напряженным ожиданием боя, смотрит, не отрываясь, в сторону, откуда должны появиться фашисты. Он еще сам не знает, стыдясь сейчас собственного страха, каким героем покажет себя в бою…
Многих из однополчан Барамзина знала уже достаточно близко.
Начинало светать.
Теперь все десантники пристально всматривались туда, куда уходила, чуть изогнувшись вправо, грунтовая дорога.
Над полем, где залегли бойцы, еще стлался редкий туман, когда издалека послышался еле уловимый, но весьма характерный для движущейся большой массы людей и техники шум.
Таня взяла трубку и тотчас сообщила об этом на командный пункт батальона.
Шум на дороге заметно усиливался.
Около одной из противотанковых пушек, расположенных прямо на поле для стрельбы по противнику прямой наводкой, подносчик патронов не выдержал:
— Скоро ли? Ждать надоело. Это хуже всего, когда ждешь. Ты как думаешь, а, Петро? — обратился он к старшему другу, пожилому украинцу.
— Чекаты… ус дило дуже поганэ. — И вдруг сразу, приняв командирский тон, Петро неожиданно заключил: — Тильки языком брэхаты, Алешка, ще хуже.
Оба замолчали.
— Фу ты! Нервы, что ли, пошаливают, — снова начал Алексей. — Четвертый год не могу привыкнуть. А вот ты, Петро, привык, скажешь? Или впрямь тебе никакой дьявол не страшен?
Выслушать друга Алексею не пришлось: теперь уже все бойцы, залегшие на восточной окраине Пекалина и на поле по обе стороны дороги, отчетливо видели головную группу гитлеровцев.
Вскоре Барамзина доложила на КП, что, по сведениям разведчиков, по дороге движется два отряда общей численностью до полутора тысяч человек.
Командир батальона Филимонов, оценив всю серьезность обстановки, принял решение подпустить противника ближе к деревне и внезапным огнем уничтожить его передние части. Барамзиной было приказано, в случае необходимости, отойти к одному из блиндажей около деревни и взять на себя обязанности санинструктора.
Командиры рот и артиллеристы ждали приказа, чтобы начать действия.
— Почему нет команды, а, Петро? — не унимался Алексей. Он уже облюбовал «свой» танк, и ему не терпелось открыть счет. — Они ведь совсем уже близко… Глянь-ка, передний люк открыли: воздуху, видать, маловато!.. Шарахнем? — и Алексей озорно поглядел на друга.
