Он уселся в кресло и начал жевать сэндвичи, запивая их остывающим кофе.
Загадка отельного кофе – запах есть, вкуса – нет. Как так получается? И ведь во всех отелях – в баре кофе отличный, в номере – черт знает что…
Дожевав последний сэндвич, он позвонил консьержу.
– Это Грег Гарбер. Приключилась дурацкая история. Я, судя по всему, перепутал в аэропорту чемоданы. Взял чужой, хотя точно такой же, как у меня… В Ницце, сегодня утром. Да, бирка есть – с именем и номером рейса… Мне скоро нужно уходить, у меня встреча. Я оставлю чемодан в номере, а вы заберете, хорошо? Запишите мой телефон. Когда привезут мой багаж, позвоните, пожалуйста, – он продиктовал номер мобильного, повесил трубку и, встав, вознамерился выйти на балкон.
Резкий звонок за спиной заставил поморщиться, напоминая о том, что могучий холдинг ни дня не может без своего основателя.
– Да… И что?.. Жуть. Ты хочешь меня занять? Ну, вот сам и сделай. Я уехал… А завтра будет завтра.
Достали. Взрослые мальчики с огроменным жалованьем и опционами… Ни черта сами не хотят решать. Такая игра в незаменимого руководителя. Историю тут недавно рассказали: сидит за рабочим столом этакий руководитель (и кто бы это мог быть?), звонит телефон для самых близких. Он снимает трубку и устало говорит: «Да… Ну, давайте… Хороший… Хороший… Плохой… Хороший… Плохой… Все, что ли? Ну, пока». Кладет трубку и чертыхается: «Даже бананы сами перебрать не могут».
Достали.
Он бросил трубку на стол и, резко распахнув балконную дверь, зажмурился от хлынувшего солнца и глубоко вдохнул солоноватый прохладный воздух.
Впереди, до горизонта, голубыми бликами переливалось море.
Чуть правее, у островов белело несколько яхт.
Некоторое время он стоял так, потом шагнул на балкон.
Набережная Круазетт напоминала заповедник виноградных улиток. Прибывшие со всех концов света риэлторы передвигались расслаблено-вальяжно и, если бы на главную лестницу Дворца фестивалей положили красный ковер, то, глядя отсюда, можно было бы подумать, что это странный кинофестиваль. Черные костюмы, неизбывная деловитость в искусственных улыбках… Конкурс похоронно-готичных фильмов.
Кстати, об одежде… Перемещаться по Каннам в единственном дорожном костюме было бы как-то… А перспективы возвращения чемодана не ясны. Нужно пополнять гардероб.
Дамская терапия от ипохондрии. Шоппинг. Не хочется-то как, господи…
Натянув брюки, он обвел глазами номер в поисках перелетевшей на его теле через океан рубашки и, найдя, испытал к ней острую ненависть. Потом подхватил моментально надоевший пиджак, спустился в холл и вышел на улицу.
Полегчало. Вполне можно жить. Даже с удовольствием.
На улице было градусов двадцать и, несмотря на выставку, обитатели города еще сохраняли неподражаемое каннское состояние сознания, позволяющее получать удовольствие от самых простых вещей.
Хотя бы и от бутиков…
Сладостное ничегонеделанье – дольче фарньенте… Наряды на манекенах с идеальными пропорциями – провокация вожделения на грани морали. Перемещаясь с манекенов и вешалок на тела счастливых обладательниц аналогичной комплекции, они мгновенно уравнивают в правах жизнь и флирт…
Сверкнув отражением моря, ближайшая стеклянная дверь выпустила на улицу фантастическое создание…
Ну вот, пожалуйста… Так недолго снова дойти до ощущения, что вот она, та самая, тот уникальный бриллиант, для которого можно создать умопомрачительную оправу. И даже начать ее создавать…
Хватит. Без фанатизма.
Невольно выплыло флегматичное лицо Элен, и настроение привычно вошло в философско-безразличное состояние.
Последний раз они виделись полгода назад и, решив финансовые вопросы, с облегчением пожелали друг другу удачи. Их студенческая страсть закончилась у алтаря. Года через три совместная жизнь превратилась в совместное проживание, его стремления и увлечения не находили никакого отклика у супруги, а ее увлечения ограничивались поддержанием внешности на уровне «немного за двадцать, но точно меньше тридцати». Ритмы двух жизней были настолько разными, что бесполезно было пытаться что-то объяснять. Юридически брак не распался только из-за того, что такое положение было всем удобно. Ей – вести безбедную жизнь, ему – не половинить состояние, а прессе кормиться слухами и сплетнями.
Шоппинг надоел, не успев начаться.
Не подобрав себе даже галстука, он направился к Дворцу Фестивалей. Сойдет и так. В конце концов, при таком положении можно не бояться, что встречать будут по одежке. А потом или чемодан отыщется, или Фабрис позаботится об амуниции. Ох, судя по вишневому пиджаку, со вкусами Фабриса это может оказаться… неожиданно.
Долговязая сутулая фигура уже маячила возле входа.
– Фабрис, вы напоминаете отдыхающего писателя дамских романов. Деловые люди могут подумать, что ошиблись зданием.
– Тем просторнее будет внутри.
Надо же, послал господь оруженосца-философа…
– Верно. Учитывая, что мы сегодня стоим друг друга, это к лучшему. Ну, пойдем в ад, Вергилий?
Внутри был муравейник деловитых мужчин и неотличимых от них женщин, уверяющих друг друга в одном и том же и обменивающихся совершенно одинаковыми, будто напечатанными единым тиражом, буклетами.