Танец В Небесах - [15]

— Но такого не может быть… Лабисов не существует, это легенды!

— Сам ты… вот он я, как видишь, мне было предначертано стать другом маленькому мальчику, единственным защитником у которого был старый целитель, и на время потерявшаяся в далеком-далеке мамочка. Если ты даже косой взгляд бросишь на нашу Вилью, я тебя разорву!! — как-то безразлично раздалось в голове Джаса.

— Какой взгляд, ты же должен понять, что я лишен мужской силы.

— За дело! Все ещё мечтаешь отомстить обидчику?

— Нет! — Джас покачал головой. — Было время подумать и понять.

— Юнчи тебя узнает, но не скажет ни сыну, ни тем более Вилье, слишком долго она была не в себе, и нарушить её хрупкое такое состояние, это значит сгубить её, а с нею и Сая.

— Сай? Саай? — Красивое имя. Явно не степняцкое.

— У Сая есть крылья, ему Великий Путник иную судьбу выбрал, он никогда не будет жестоким. Мы с Юнчи постарались, чтобы он вырос достойным. Сам увидишь! — лабис зевнул и молнией метнулся в угол темноватой комнаты.

Зашел Юнчи, подошел, увидел, что Джас проснулся, и спросил:

— Ты меня слышишь? — Джас кивнул.

— Как же мы будем разговаривать?? — задумчиво протянул его Учитель. Джас улыбнулся — сколько розг обломал о его спину Учитель, пытаясь научить дикого, несдержанного мальчишку хотя бы умению писать. Джас показал знаками, что будет писать.

— Грамотный? Это хорошо!!

— Сможем общаться, хоть так! А Джас боялся, он так боялся, что вот эта хрупкая девочка, которую с огромной любовью и нежностью его сын называет не иначе, как «мамочка», опознает в нем того, ему самому теперь ненавистного, насильника…

И Джас, через пару дней, когда начал потихоньку вставать — решился… Держась за стенку, вышел на улицу, кое-как сполз с двух ступенек и побрел к небольшому камню, на котором, щурясь на яркое солнышко, сидел Юнчи. Джас опустился на травку возле его ног.

— Ты смотри, найденыш, не перенапрягайся. Никто тебя не торопит, окрепни по-настоящему, может, тогда только стоит выходить? Силы-то совсем нету.

Джас покачал головой, взял тонкий прутик и показал, что хочет поговорить-написать.

— А? Пошли тогда за домик наш, там у нас небольшая полянка, а на краю мягкая земля, дойдешь или позвать Саюшку?

Джас опять покачал головой, и побрел. Кружилась голова, дрожали ноги, но он упрямо шел, опустился на землю, несколько минок сидел приходя в себя и пережидая, пока перестанут мелькать черные мушки перед глазами… Потом, отдышавшись, написал:

— Я — Джасим!

У Юнчи отвисла челюсть.

— Ты??

— Да, не надо никому знать!

Юнчи с все возрастающим удивлением вглядывался в него:

— Сколько же ты перенес за это время…

— За дело, расскажи о Сае?

— Долгий это будет рассказ и горький…

— Прошу, очень!

— Я, после твоей пропажи, сразу сказал Джаю, что тебя наказали Боги за жестокость, принес ему свиток твоего проклятого пра-прадеда. Про него попозже — сейчас главное, пока мои детушки заняты. Джай хотел меня казнить перед всеми жителями, потом, увидев на свитке, что, вроде бы, от тебя намечается потомство, просто выгнал, наказав, под страхом смерти никогда не возвращаться назад. Вот мы с моим осликом и пошли потихоньку в горы, поближе к людям-птицам. Шли долго, набрели случайно на небольшой домик — дело к холодам, и остались тут, переждать холодное время. В степи-то только ветра сумасшедшие дуют, а здесь с гор туманы наползают и морозы бывают. Я понемногу заготавливал хворост, всякие пригодные для огня ветки-сучья, утеплил как мог стены, окна и двери — тогда-то я ещё в силе был, в общем — перезимовали мы с осликом, солнце стало припекать, но ночи были ещё холодные. Ослик у меня как друг — все понимает, ходил самостоятельно кормиться, и наткнулся мой верный друг на замерзающую девчушку.

Прибежал за мной — понятно, что-то из ряда вон случилось…

Нашел я её, принесли-привезли домой, она без сознания. И вижу — беременная, совсем юная. Ох и поносил я того насильника, это ж надо, ребенка не пожалеть! Отошла наша девочка, да только вот сознание её где-то далеко осталось, знаешь, как кукла, что у твоих сестриц были — руки ноги шевелятся, а как не живая. Я не пытался достучаться до неё, надеялся, что после родов сможет она вернуться к своему ребенку. Роды случились очень трудные, уже отчаялся, что не спасу её и дитя. По внешности её догадывался — она полукровка, явно отметился в её родственниках кто-то из грургов, и взмолился их Божеству — Великому Путнику, просил его о милости, просил не забирать жизнь такой маленькой несчастной девочки, пожалеть её неродившееся дитя.

И, знаешь, он меня услышал, через совсем немного разродилась она, мальчиком. Малыш не пищал, наоборот, таращил черные степняцкие глазенки. Девочка умученная, едва живая, пришла в себя, спросила:

— Кто?

— Сынок!

— Сынок — значит, Сайх, покажи!

Показал ребенка, она, как его глаза увидела, как-то дернулась и все… опять ушла далеко. Вот так и жили…

— Сай, как только стал ходить, сразу же о мамочке заботиться научился. Она не отталкивала его, но была безразличной ко всему. А в два года наш малыш приволок пищащего, полуживого котенка:

— Деда, я Сима нашел!

Котенок и котенок. Явно какой-то хищный, но с малого возраста среди нас, никогда не был агрессивным, Сая сильно любит. Сай говорить начал как-то сразу и четко, вот сразу и имя котику придумал. Вот и жили впятером до поры. Саюшка — мальчик славный, очень сметливый, внимательный, много чего умеет, я учил его всему, только вот не воин я, так что, Джас, — тебе сына учить уметь и защищаться, и достойно давать отпор.