Танец убийц - [23]

Реакция королевы на это насильственное похищение была слышна по всему отелю, об этом подробно писали даже такие почтенные издания, как Times и Frankfurter Zeitung. Ее левантийская истерика тут же передалась Александру, он впал в жуткую ярость, приступы которой во времена его правления стали притчей во языцех для всей Европы. Размахивая тонкими как спички ручонками, он двинулся на стокилограммового Рейнхабена. Драге, бывшей свидетельницей этой сцены, с трудом удалось оторвать Александра от полицейского и не дать будущему королю Сербии укусить полицай-президента Висбадена за ляжку.

Все, кто сопровождали Александра на вокзал, думали, что слезы мальчика вызваны горечью разлуки с матерью. Только от Драги не ускользнуло, что последний его взгляд принадлежал ей.

Александр потянулся, зевая, и первым делом схватил пенсне, лежавшее на ночном столике из розового мрамора. Водрузив пенсне, откинул одеяло и нащупал стоптанные домашние тапочки. Пока он шлепал в ванную, Драга уселась за туалетный столик. Лицо, смотревшее на нее из зеркала, уже носило следы минувших лет, это было лицо именно тридцатисемилетней женщины. Вокруг глубоко сидевших зеленых глаз лежали тени, на припухших веках проглядывали неприятные морщины. Перед их с Александром женитьбой разница в возрасте была почти незаметна — она выглядела молодо и живо, он, напротив, в пенсне и со своими царственными замашками смотрелся гораздо солидней; но теперь Драгу можно было принять скорее за его мать, чем за жену. Когда бы она ни выходила к людям, ее не покидало чувство, что все собравшиеся смотрят на нее с неприязнью и ищут на ее лице новые признаки увядания. Она не сомневалась, что ей, как королеве Наталии, простили бы все ошибки и промахи, если бы она обладала такой же обезоруживающей красотой, как ее свекровь. Даже ее собственной прелести, которой она обладала десять лет назад, было бы достаточно. Нецивилизованный сербский народ меньше всего заботила родословная супруги их государя, пока она соответствовала их представлениям о королеве: живой образ из легенды, воспетая поэтами и певцами, она должна во имя блага и пользы будущих поколений превратиться в бессмертный миф.

Удивительным образом возраст ее совершенно не отразился на фигуре. Хотя она слегка поправилась, но тело оставалось пропорциональным, грудь была полной и крепкой, как у девушки, живот — плоским, бедра — тугими, а кожа имела глянец дорогого фарфора. Как жаль, думала она и про себя смеялась, что королева Сербии не может выйти к своим подданным голой. Никто тогда не смел бы говорить о ней как о «старой кобыле», а придумали бы какое-нибудь ласковое прозвище.

Еще в спальне она узнала от фрау Вебер, своей венской горничной, что адъютант короля генерал Лаза Петрович срочно просит принять его. В этом не было ничего необычного — с недавних пор члены дворцового собрания и даже министры предпочитали решать свои вопросы с Драгой, а не с Александром. Такое непринужденное с ней обращение вызывало у нее мысли о том, как бы реагировала царица Александра или королева Виктория на подобное пренебрежение дворцовым этикетом. Драгу сердило, что сербы не испытывали к двухэтажному, выкрашенному в желтый цвет Старому Конаку того почтения, какое они испытывают к дому какого-нибудь деревенского старейшины. Если бы не стража у ворот, крестьяне со своими жалобами лезли бы прямо в королевские покои, требуя, чтобы король их принял. Иногда и стража ничего не могла сделать.

За три года, что она была королевой, Драга сделала все возможное, чтобы добиться уважения к себе, но без особого успеха. Начала она с добрых дел, но потом, когда это ни к чему не привело, прибегла к строгим мерам. Молва сразу же приписала ей мстительность, отсутствие совести и склонность к распутству. В минуты отчаяния она грезила уехать прочь из Сербии, этой страны крестьян, где удачливые свиноводы образуют верхние слои, уличные грабители становятся национальными героями, а безграмотные деревенские судьи считаются политиками. Такой народ невозможно воспитать, его нельзя научить хорошим манерам, европейскому образу жизни, никакому культурному обращению. Если бы ей только суждено было увидеть подрастающее поколение! Она могла бы стать для них подругой, учительницей, матерью. Старшее поколение она в лучшем случае могла держать в узде — задача, которая требовала сил и мгновенной реакции укротительницы львов.

Хотя ее и рассердило, что Лаза Петрович передал свою просьбу через служанку, любопытство оказалось сильнее недовольства. Дело, видимо, действительно не терпящее отлагательств, раз он просил о встрече через горничную, а «срочно» — слово, которое Лаза употреблял крайне редко. Драга торопливо оделась и послала фрау Вебер сообщить, что она ждет генерала в будуаре.

Стены приятной, уютной комнаты были увешаны картинами и фотографиями, изображавшими Александра ребенком, подростком, юношей и, наконец, королем. Единственным выбивающимся из этого ряда был портрет короля Милана в мундире австрийского полка с орденом Святого Стефана на груди. Стоявшие кругом изящные безделушки, главным образом из фарфора, служили напоминанием о зарубежных поездках Драги — например, маленькая копия Эйфелевой башни, этого чуда французского инженерного искусства высотой триста метров, которая спустя четырнадцать лет после ее возведения все еще не обрушилась, вопреки мрачным предсказаниям. Из всех картин ей больше всего нравилась та, на которой Александр был изображен совсем молодым, в роскошном облачении для коронации, шествующий по тропе из кучевых облаков вверх к небесам. Группа молящихся мужчин и женщин в нижней части полотна олицетворяла сербские провинции.