Танец для живых скульптур - [13]

- А дальше?

Он посмотрел на меня.

- Пойдём.

Я кивнул и со вздохом поднялся из качалки.

Он пошёл вперёд.

Мы поднялись по ступеням на мансарду.

- Я тут мастерскую устроил...- кивнул он вокруг.

Я осмотрелся.

- Да, кстати...

- Что?- сказал он.- Иди сюда, чего ты там стоишь.

- Нам придётся убраться отсюда.

Он замер на месте.

- Ах, да,- сказал он.- Я и забыл...

- Да.

- Когда они приезжают?

- Завтра.

- Уже завтра?

- Мы можем ещё переночевать,- сказал я, подходя к нему.

- А зачем?

- Как хочешь,- сказал я.

Тогда собирайся. Поедем.

Он упаковывал свои вещи, ловко и уверенно, так, как будто для него не было ничего привычнее, чем сниматься с очередной стоянки, кочуя с места на место. Так индейцы собирали свои вигвамы.

Он знал, что это его, и знал, что на каком месте.

Он собирал акварели, бумаги, застёгивал папки, связывал кисти, он знал, как это нужно делать.

Я почувствовал тоскливую нежность.

Он повернулся ко мне.

- Донесём вдвоём?

- Прости меня,- прошептал я, а он сказал: "Что?"

И быстро отвернулся.

А потом преувеличенно бодро сказал: "Всё? Можно идти?"

И я подумал: "Они никогда не поймут этого".

И ещё: "Скоро мы будем дома".

Ключи я положил в конверт и опустил в почтовый ящик.

И мы ушли.

Наваждение кончилось.

......................................................................

Он сбросил рюкзак и тяжело опустил его на пол.

Заглянул в окошко магнитофона, включил музыку. Снял куртку, швырнул её в кресло и вышел из комнаты.

Я стоял, бездумно глядя в окно.

В ванной зашумела вода.

Я взял гитару и опустился с ней на полу. Перебрал струны.

Шум воды смолк.

- Ну вот я и дома,- сказал я самому себе.

Я отложил гитару и, поднявшись с пола, забрался на диван.

Я вытянулся и закрыл глаза.

Нужно будет позвонить ей и всё объяснить. Она поймёт, она обязательно всё поймёт. Прав всегда тот, кто совершает поступок. Только поступок создаёт реальность. Нужно стоять на своём, а иначе как она сможет понять, что это всерьёз. У нас больше нет права на непонимание.

Отныне нет больше такого права.

Мэгги сидел, поставив локти на стол и критически наблюдал за венчиком газового пламени под сковородкой.

Я почуял запах жареной картошки.

- Лучше было сделать салат,- заметил я, усаживаясь за стол.

Он кивнул.

- Успеется.

Я открыл заварочный чайник.

- Уже заварил?

Он поднялся и, подойдя к плите, выключил газ.

Поставил тарелки, положил две вилки, достал из холодильника кетчуп.

Я наблюдал за ним.

Я подумал: "Позвонить, или лучше зайти?"

- Приступай.

Он придвинул мне тарелку.

Сегодня же, и всё объясню.

Это было год назад, в мае.

Я провёл три недели в палате №14 общего отделения областной психиатрической больницы.

В первую ночь своего пребывания в этом заведении я устроил истерику, не имевшую, впрочем, особых последствий - санитары с холодным профессионализмом привязали меня к кровати, после чего невозмутимая девушка сделала мне укол аминазина, и я затих.

Вскоре я научился вести себя должным образом.

Однажды я поинтересовался у своего врача, какой мне определили диагноз.

Он улыбнулся и сказал: "Этого я не имею права говорить".

- Уже подготовлено постановление,- сказал я,- по которому это станет не только вашим правом, но и обязанностью. Почему бы вам не пойти, на полшага опережая время?

И он сказал: "Депрессия".

А я сказал: "Соседнюю с моей кровать занимает один шизофреник. Он почти непрерывно вслух описывает своё состояние. Может быть, его второе "я" господин Тэст, но я не настолько любознателен, чтобы получать от этого удовольствие".

- И что же?- сказал он.

- С депрессией лежат в отделении неврозов.

- Если приходят сами,- уточнил он.- А тебя доставили. И в каком состоянии.

- Я давно уже в другом состоянии.

- Ты хочешь, чтобы тебя перевели в отделение неврозов, так?

- Да,- сказал я.

- У нас этого не делают.

- Значит, нет?

- Нет.

- Хорошо. Я хотел бы услышать это от главного врача.

Он внимательно посмотрел на меня.

- И что ты за человек. Ну зачем тебе это?

Я не ответил.

- Ладно,- сказал он.- Я поговорю с ним об этом. Доволен?

Через два дня, после обхода, меня перевели в отделение неврозов.

Я знал, чего я добивался. Когда ты отгорожен от мира решёткой, мелочи перестают быть мелочами.

В отделении подобралась неплохая компания.

Я сразу же обратил внимание на одного парня.

У него было совсем детское лицо,- я очень удивился, узнав, что он на год старше меня,- тонкие изящные пальцы и длинные волосы, свободно спадавшие на плечи, шелковистые и по-женски мягкие,- может быть, потому все и звали его женским именем - Мэгги.

Он выглядел таким хрупким, что казалось невозможным даже подумать о том, чтобы обидеть его как-то.

Он поразительно быстро рисовал. И очень здорово.

Я даже не успел толком разговориться с ним, как он закончил мой портрет.

Я спросил только: "Почему ты здесь, Мэгги?"

Он улыбнулся и сказал: "Так я же псих".

Но я не сдавался.

Я ждал удобного случая.

Помогла гитара. Кто-то из новоприбывших принёс её с собой.

Мэгги попросили сыграть.

Он взял гитару и спел несколько битловских песен.

Я увидел, что играю лучше.

Я взял у него гитару и спел одну песню.

Мэгги спросил: "Чьи слова?"