Танец бабочки - [57]

— Икуно!

Оклик вывел из задумчивости. Мунисай, запыхавшись подбежал к рёнину.

— Даймё хочет видеть тебя.

Следопыт повел бровью:

— А я совсем не соскучился. Налицо односторонняя любовь.

— Брось дурачиться, — самурай склонился о ствол дерева. — Старик чем-то озабочен.

— Старик озабочен безответными чувствами, — разглагольствовал Икуно. — Я крайне холоден и это не делает мне чести.

Клоунада рёнина показалась воину несвоевременной:

— Мы не ерундой занимаемся, — напомнил воин.

— Ерунда — это лучшее, что можно пожелать в моем возрасте, — неумолимо промолвил следопыт и окинул самурая скучающим взором.

— Высокие ставки тебя уже не возбуждают? — ехидно бросил Мунисай.

— Твоя молодая прыть пройдет после первой жаровни под ягодицы, — пообещал рёнин.

— Я люблю жар, — огрызнулся самурай.

Следопыта кураж воина скорее утомлял, чем вдохновлял.

— Не понимаю… Зачем весь этот маскарад? — сказал, указывая на воинов. — Разве Синмэн пользовался особым расположением даймё? Я что-то не заметил.

— Синмэн был тэакияри[56], — с надменным видом сказал Мунисай.

— Ну и что? — допытывался рёнин. — С чего такая честь обыкновенному самураю?

Мунисай высказал неожиданно мудрую мысль:

— Нибуро любит показательные выступления.

— Ну-ну, — только и промолвил Икуно, направившись к даймё.

Мунисай, следя за тем, как рёнин спускался к окружившим властителя телохранителям, задумался над загадочными утверждениями партнера, пытаясь отыскать в словах следопыта тайный смысл. Пытливый ум молодого воина работал неустанно, проявляя интерес к незначительным деталям. Мунисаю теперь мерещился заговор даже в щебетании птиц.

Властитель встретил следопыта приветливым кивком.

— Рад видеть тебя в добром здравии, — произнес Нибуро, со свойственной дотошностью оглядывая стальным взором.

— Надеюсь, ваше пожелание не имеет скрытого смысла, господин? — поклонился Икуно.

Даймё сверкнул усмешкой:

— Я слишком стар для таких тонкостей. С возрастом прямота привлекает больше.

— Значит, смею надеяться на еще один день с вашего благоволения?

Необходимость проявлять мастерство вежливой и учтивой речи нагоняла на рёнина тоску. Даже расстояние в несколько шагов не могло служить спасением — глаза Нибуро отмечали малейшее изменение мимики. Возможность выглядеть неискренним не прельщала. С власть предержащими любая ложь могла стать фатальной.

— Благоволение — вещь переменчивая, — вымолвил Нибуро. — Но мне кажется, что ты не из тех, кто переживает по этому поводу.

— Ласка даже псу приятна, господин, — парировал Икуно, бросив взгляд в сторону телохранителя.

Даймё перехватил движение глаз следопыта. Общение с рёнином доставляло Нибуро странное удовольствие и служило некоторым развлечением после рутинных повседневных обязанностей. Дайме где-то даже ловил себя на желании близкого знакомства с этим человеком, несомненно обладавшим быстрым и острым умом. И только потребность соблюдать церемонии сдерживала главу клана.

— Пёс — тварь цепная. А заслужить доверие дикого зверя — истинное наслаждение, — сказал Нибуро туманно.

Прозрачный намек властителя не остался не замеченным.

— Вы же знаете: для ястреба небо дороже мяса, — в том же духе двузначностей ответил Икуно, стараясь угадать куда заведет эта игра.

— Что же остается? — задумался даймё. — Только обрезать крылья?

— Ну почему же? Можно стать мышью. Будьте уверены, ястреб полюбит вас с первого взгляда.

Властитель рассмеялся. Рёнин ответил умеренной улыбкой. Во всей кажущейся легкости беседы Икуно отчетливо читал за каждой фразой скрытый смысл. Было ли это отличительной манерой бесед Нибуро или таило в себе завуалированный интерес к личности рёнина — можно было только догадываться.

— Ты доводишь меня до слез, — добродушно упрекнул даймё.

— Вы приписываете мне незаслуженную добродетель, господин. Иначе мир вокруг захлебнулся бы слезами сострадания и мы с вашим телохранителем целовались бы от счастья.

Даймё взглянул на громадного Цутию — яркий пример каменной глыбы и не самого лучшего обьекта для насмешек.

— Хотя отсутствие груди может сказаться на моем влечении, — не унимался Икуно.

Нибуро подавил смех, погрозив пальцем.

— Будь осторожен! Не знаю, как насчет поцелуев, но клинок Содзо очень острый.

— Простите, господин, но тогда мне непонятно, как с ним управляются женщины? Ведь можно порезаться.

Колкости рёнина вполне вполне могли вызвать бурную реакцию со стороны Содзо, но благодушный вид дайме остановил самурая. Одним движением глаз Нибуро пригвоздил Цутию к месту.

Глава клана махнул рукой, пряча улыбку:

— С тобой сложно тягаться в красноречии. Может, ты порадуешь меня чем-то существенным?

Икуно ждал этого вопроса. Если бы возможность откровенности послужила на пользу делу, он с готовностью поделился бы с Нибуро своими не совсем радостными соображениями.

— Боюсь огорчить, но ясного мало.

По виду рёнина никак нельзя было понять насколько далеко продвинулись поиски. Даймё повидав на веку многих, считал себя знатоком человечских характеров. Любые слабости, желания, страсти Нибуро безошибочно угадывал после нескольких часов общения. Однако здесь интуиция властителя хранила гробовое молчание. И даже интонация, с какой рёнином была сказана фраза, не внесла ясности. Слушая следопыта, прищурив один глаз, как Нибуро обычно делал в разговоре, что бы определить внутреннее состояние собеседника, даймё почему-то чудилось, что рядом с ним океан, безмолвный и и все же полный глубоких и затаенных штормов. И бесконечная тишина, которую излучали глаза этого человека, на какую-то долю мгновения показалась Нибуро притягательной и единственно важной, даже вопреки здравому рассудку.